– Где моя одежда?

– Возвращайтесь в кровать. Немедленно!

– Послушайте, сестра, – ответил я рассудительно, – я ведь свободный гражданин, старше двадцати одного года и никак не преступник. Мне не нужно ложиться в кровать, и я не собираюсь этого делать. А теперь извольте показать, где находится моя одежда, иначе я отправлюсь на поиски в том, что на мне.

Она взглянула на меня, потом неожиданно повернулась и вышла; дверь выпустила ее и тут же скользнула на место. Но меня дверь не выпустит. Я попытался понять принцип работы дверной автоматики: совершенно очевидно, что если один инженер выдумал приспособление, то другой в состоянии постигнуть его секрет. Но тут дверь снова открылась и впустила мужчину.

– Доброе утро, – обратился он ко мне. – Я доктор Альбрехт.

Его наряд представлял собой нечто среднее между выходным костюмом обитателя Гарлема и одеждой для пикников, но его решительные манеры и усталые глаза были убедительно профессиональны и заставили меня поверить ему.

– Доброе утро, доктор. Я хотел бы получить свою одежду.

Он сделал еще один шаг, и дверь за его спиной скользнула на место. Потом он сунул руку в складки одежды и извлек пачку сигарет; вытащил одну, помахал ею в воздухе, вставил в рот и затянулся. Сигарета задымилась. После этого он протянул пачку мне:

– Закурите?

– Да нет, благодарю.

– Берите, одна не повредит.

Я помотал головой. Раньше я не мог без сигарет работать. Чем больше окурков было в пепельницах и прожженных мест на чертежной доске, тем успешнее продвигалось дело. Теперь от одного вида дыма я почувствовал легкое головокружение и удивился: неужели за время спячки я избавился от привычки курить?

– Все равно не хочу, спасибо.

– Ладно. Мистер Дэвис, я здесь работаю шесть лет. Моя специальность – гипноз, реанимация и все такое прочее. За время работы и здесь, и в других местах я помог восьми тысячам семидесяти трем пациентам вернуться к нормальной жизни после гипотермии. Вы – восемь тысяч семьдесят четвертый. Все проснувшиеся ведут себя странно – по мнению неспециалиста; для меня-то их поведение естественно. Одни, например, не хотят просыпаться и орут на меня, когда я пытаюсь их разбудить; другие снова засыпают, и мы вынуждены отправлять их в другое учреждение; третьи начинают рыдать без остановки, когда понимают, что это был билет в один конец и уже поздно пытаться вернуться домой, в тот год, из которого они стартовали. А некоторые, вроде вас, требуют одежду и хотят тут же бежать на улицу.

– И что же? Разве нельзя? Я что, заключенный?

– Ни в коем случае. Вы можете получить свою одежду. Полагаю, вы найдете, что она не совсем в вашем стиле, но это уж ваша личная проблема. А пока ваши шмотки не принесли, не могли бы вы рассказать мне, о каком таком важном деле вы должны позаботиться сию же минуту… после того, как оно дожидалось вас тридцать лет? А именно такой срок вы провели в «холодном сне» – тридцать лет. Неужели это настолько срочно? Или оно подождет до вечера? Или даже до завтра?