– В самом деле?

– В самом деле. Перевернитесь-ка на спину. – Он продолжил осмотр, потом добавил: – Но с теми знаниями, какими мы обладаем теперь, я взялся бы подготовить человека к прыжку через тысячелетие, если бы кто-нибудь взялся финансировать такое предприятие… Я бы с годик продержал его при температуре, в которой пребывали вы, чисто для проверки, а потом резко, за миллисекунду, обрушил бы до минус двухсот. Он бы выжил. Я уверен. Давайте-ка проверим ваши рефлексы.

Слово «обрушил» мне не очень понравилось. А доктор Альбрехт продолжал тем временем:

– Сядьте и положите ногу на ногу. Проблем с языком у вас, я полагаю, не будет. Конечно, я следил за своей речью и говорил на языке тысяча девятьсот семидесятого года. Я весьма горжусь тем, что могу разговаривать с пробуждающимися пациентами на языке того года, откуда они к нам поступают. Я прошел специальный курс обучения под гипнозом. Но вы полностью овладеете современным разговорным языком через неделю – тут все дело только в дополнительном словарном запасе.

Я хотел было заметить ему, что по меньшей мере раза четыре он употребил слова, которых в 1970 году не знали или вкладывали в них совершенно иной смысл. Но потом решил, что это будет невежливо по отношению к нему.

– Вот пока и все, – наконец сказал он. – Да, кстати, вас хотела повидать миссис Шульц.

– Как?

– Разве вы с ней не знакомы? Она утверждала, что вы ее старинный друг.

– Шульц, – задумчиво повторил я. – Вероятно, я знавал когда-то нескольких женщин по фамилии Шульц, но единственная, кого могу вспомнить, – моя учительница в начальной школе. Хотя, скорее всего, она давно умерла.

– Возможно, она тоже находилась в «холодном сне». Получить ее записку сможете, когда захотите. Так, я могу вас выписывать. Но если вы человек смекалистый, то побудете здесь еще несколько дней, чтобы проникнуться духом новой для вас обстановки. А я загляну к вам потом. Ну, «одиннадцать – и я смываюсь», как говорили в ваше время. Вот и дежурный с вашим завтраком.

Я сделал для себя окончательный вывод, что в медицине он разбирается лучше, чем в лингвистике. Но тут я увидел дежурного и забыл обо всем. Он вкатился, аккуратно объехав доктора Альбрехта, а тот вышел из палаты, не обращая на него внимания и не дав себе труда посторониться.

Итак, он вкатился, подъехал к кровати, выдвинул встроенный в нее столик, повернул так, что столик оказался передо мной, и поставил на него завтрак.

– Налить вам кофе?

– Да, пожалуйста, – ответил я.

Вообще-то, мне не хотелось, чтобы кофе стыл в чашке, пока я завтракаю, но я сгорал от желания посмотреть, как он справится.