– А кто же еще? Никто другой не знал, как он много значит… Это куча хлама! Говорила я Майлзу не оставлять его в гараже!
– Но ведь если кто-то украл его, то все равно не мог разобраться, как он работает. У вас же остались инструкции и чертежи.
– У нас и их не было. Майлз, идиот, засунул все бумаги в машину той ночью, когда нам пришлось перевезти ее, чтобы защитить.
Меня даже не покоробило, когда она сказала «защитить». Я хотел сказать, что засунуть кипу бумаг в чрево «Фрэнка» Майлз вряд ли мог, – «Фрэнк» и без того был напичкан аппаратурой, как рождественский гусь яблоками. Но тут вспомнил, что сам приспособил под днище коляски ящичек для инструментов. В спешке Майлз вполне мог вывалить все мои бумаги именно туда.
Ладно, не важно. Преступление (или преступления) было совершено тридцать лет назад. Еще мне хотелось выяснить, каким образом они потеряли «Горничную, инкорпорейтед».
– Когда у вас не выгорело дело с «Мэнниксом», что вы сделали с нашей компанией?
– Мы, конечно, продолжали работать. Но когда от нас ушел Джейк, Майлз заявил, что надо свертывать дело. Майлз был тряпкой, а Джейка Шмидта я с самого начала терпеть не могла. Подонок! Все докапывался, почему ты ушел… Будто мы могли остановить тебя! Я настаивала, чтобы наняли нового хорошего мастера и продолжали дело. И тогда фирма бы стоила дороже. Но Майлз уперся.
– А что было потом?
– Ну, потом мы, конечно, продали лицензию на производство «Горничной» фирме «Приводные механизмы». Ты будто не знаешь – сам ведь там работаешь.
Я действительно знал – полное зарегистрированное название «Горничной» теперь было: «Горничная. Производство агрегатов и приводных механизмов, инкорпорейтед», а на вывеске значилось только «Горничная». Ну вот, похоже, я выяснил все, что старая калоша была в состоянии рассказать. Но меня интересовала еще одна деталь.
– После того как лицензия была передана «Механизмам», вы оба продали свои акции?
– Что? Как тебе такая глупость в голову пришла? – Лицо ее перекосилось, и она зарыдала; слабой рукой она пошарила в поисках платочка, но не нашла и продолжала сквозь слезы: – Он меня надул! Он меня надул! Грязная скотина, обдурил меня… он надо мной издевался. – Она шмыгнула носом и добавила задумчиво: – Вы все меня надули, а ты – больше всех, Дэнни. И это после всего, что я для тебя сделала! – Она снова разрыдалась.
Я подумал, что эйфорион не стоит затраченных на него денег. Впрочем, может быть, ей доставляло удовольствие поплакать.
– Как же он тебя обманул, Белл?
– Что? А то ты не знаешь. Он все оставил этому гнусному отродью… после того, как обещал оставить все мне… после того, как я ухаживала за ним, пока он болел… А ведь она ему даже не родная дочь! Всем это известно.