Впервые за весь вечер я услышал добрую весть. Значит, Рикки все-таки повезло, даже если они перехватили посланные мною акции. Я опять вернулся к главному:

– Белл, как фамилия бабушки Рикки и где они жили?

– Где кто жил?

– Бабушка Рикки.

– Кто такой Рикки?

– Дочь Майлза. Постарайся вспомнить, Белл. Это очень важно.

Белл взвилась. Тыча в меня пальцем, она завизжала:

– Знаю я тебя! Ты был ее любовником, вот что! Грязная маленькая стерва… и ее вонючий кот.

При упоминании о Пите меня охватила ярость, но я постарался не дать ей выхода. Я просто схватил Белл за плечи и слегка потряс:

– Возьми себя в руки, Белл! Я хочу знать только одно. Где они жили? Куда адресовал Майлз письма, когда писал им?

Она заартачилась:

– Не буду я с тобой разговаривать! Весь вечер ты ведешь себя отвратительно. – Потом, словно мгновенно отрезвев, она добавила уже спокойно: – Не знаю. Бабку звали Ханикер или что-то в этом роде. Я видела ее только однажды, в суде, когда они приходили выяснять вопросы с завещанием.

– Когда это было?

– Сразу после смерти Майлза, конечно.

– Белл, а когда умер Майлз?

Настроение у нее опять изменилось.

– Много хочешь знать. Ты хуже шерифа… все выпытываешь да выпытываешь! – Она взглянула на меня умоляюще. – Давай забудем все… Только ты, милый, и я… у нас ведь вся жизнь впереди… Женщина в тридцать девять лет еще молода… Шульцик говорил, что я самая свеженькая из всех, кого он знавал, – а этот старый козел, скажу я тебе, знавал многих. Мы можем стать такими счастливыми, милый! Мы…

Тут мое терпение лопнуло. Я и так делал все, чтобы сдержаться, – даже в сыщика играл.

– Мне пора идти, Белл.

– Что ты, милый! Еще так рано… у нас впереди целая ночь. Я думала…