– Может быть, может быть. На торговой марке изобразим Аладдина, который трет лампу, а над ним – вылетающего джинна. Я сделаю черновой набросок. И еще одно: лучше, если главная контора будет находиться в Лос-Анджелесе.

– Что? Ну, тут ты явно перебрал… То есть если хочешь, чтобы я вел дело… Чем тебе не нравится Денвер?

– Всем нравится, очень милый городишко. Но здесь нельзя построить завод. Стоит выбрать хорошее место для застройки, как однажды утром выяснится, что его забрало федеральное правительство, – и начинай все сначала. Кроме того, здесь не хватает рабочей силы, сырье придется доставлять издалека, со строительными материалами очень сложно. А в Лос-Анджелесе неограниченный запас квалифицированной рабочей силы, Лос-Анджелес – морской порт, Лос-Анджелес…

– А как насчет смога? Тоже одно из достоинств?

– Со смогом там скоро будет покончено, поверь мне. И разве ты не заметил, что в Денвере стали вырабатывать свой собственный смог?

– Подожди, Дэн. Ты мне дал ясно понять, что доверяешь вести дело; ты же займешься своей работой. Ладно, я согласен. Но должен же я иметь возможность выбирать условия работы?

– Это необходимо сделать, Джон.

– Дэн, ни один человек в здравом уме не поедет из Колорадо жить в Калифорнию. Я служил там во время войны, так что знаю. Возьми, к примеру, хоть Дженни: она родом из Калифорнии – и втайне стыдится этого. Ее туда калачом не заманишь. Здесь хоть можно различить времена года; зимы, свежий горный воздух, чудесная…

– Разве я зарекалась никогда не возвращаться в Калифорнию? – прервала его Дженни.

– Что такое, дорогая?

Дженни во время нашего разговора спокойно вязала; если уж она заговорила, значит ей есть что сказать. Она отложила спицы – это был верный признак.

– Если мы переедем туда, милый, мы сможем вступить в клуб «Дубовая долина» – они там купаются круглый год. Я как раз подумала об этом на прошлой неделе, когда увидела, что открытый бассейн в Боулдере покрыт льдом.

* * *

Я оставался с ними до вечера второго декабря 1970 года – дольше уже было нельзя. Мне пришлось занять у Джона три тысячи долларов: цена, которую я заплатил за стандартные детали, была грабительской. Я предложил ему в залог долю в акциях. Он дождался, пока я подпишу документ, взял его у меня из рук и, порвав, выбросил в корзину.

– Расплатишься, когда вернешься.

– Это будет через тридцать лет, Джон.

– Так долго?

Я задумался. Со времени нашей первой встречи – шесть месяцев назад – Джон ни разу не предложил мне рассказать ему всю мою историю. Тогда он честно сказал, что не верит в саму возможность путешествия во времени, но тем не менее был готов поручиться за меня в своем клубе.