Тяжелая дверь тренировочного зала закрылась с глухим ударом, и Антуанетта Мари прошла вдоль стены, бросив оценивающий взгляд на утыканную стрелами мишень.

 — Неплохо, — в ее голосе почти не слышалось привычного высокомерия, — Кто учил?

 — Один аргонианин, потом сама. До Братства я охотилась, — Терис краем глаза уловила, как Мари кивнула с наполовину отсутствующим выражением лица, и задумчиво взялась за висевший на стене тренировочный меч.

 — А вот я ядами увлекалась. Отравила тетушку... — бретонка усмехнулась без сожаления, с легкой ностальгией, как будто бы вспоминала о безобидной детской шалости. — Наверное, стоило изучать еще и медицину.

 Терис опустила лук, со смутным удивлением понимая, что Мари устало стоит, прислонившись к стене, и смотрит в пол, так и не взяв меча. Не пытается делать колких замечаний, не бросает недовольные взгляды, и даже ее голос звучит спокойно, без ранее старательно подчеркиваемого презрения. Ей тоже плохо, она не железная. Во что бы она ни верила, с каким фанатизмом не нападала бы на неверных, но она тоже чувствует, насколько удивительным бы это ни казалось.

 Терис безотчетно шагнула вперед, протягивая руку к убийце. Симпатии к ней никогда не было, но сейчас не до ссор, и лучше даже на время забыть...

 — Знала бы, что так будет, не свидетельствовала бы против Корнелия, — Мари зло оскалилась, берясь за клинок, и шагнула к манекену, не заметив замершей с протянутой рукой Терис.

 Забыть не удастся. Она никогда не поймет, чего сделала, никогда не почувствует себя виноватой — она ведь все сделала верно. Ситис требует крови предателей, а бретонка верно ему служит, даже слышит его и выполняет его приказы. Может, лучше думать, что это он ей нашептал...

 — Он не был виноват. — собственный голос прозвучал холодно. — Его подставили.

 Мари только скривилась, нанося рубящий удар по уже изрядно изрубленному деревянному чучелу.

 — Ничего, если Очива выберет меня душителем, я поквитаюсь со всеми, — от следующего удара отлетела щепка.

 "Если Очива выберет". Она уже даже не сомневалась, что Лашанс умрет, и это убивало едва зародившееся сочувствие.

 — Спикер еще жив. Раадж привез лекарства, ему помогут.

 — Ненадолго. Даже если и вылечат, будут осложнения из-за зелий. Я не лекарь, но любой идиот знает, что если такие раны лечить быстро, потом проблем не оберешься. Или они перестанут действовать, или кровь перестанет сворачиваться даже после легких ранений. И ему еще убивать Филиду, а этот ублюдок теперь окружит себя охраной. Его это добьет, понимаешь? — клинок вонзился в манекен, и бретонка всем телом развернулась к полукровке, сверля ненавидящим взглядом. — И не смотри так, будто бы тебе одной тут так жаль. Ты здесь слишком мало и не понимаешь, какие тут правила. Даже не пытаешься понять, тебе проще строить из себя святошу вроде Корнелия. Тебе...лучше сейчас уйти. Я не хочу омрачать последние дни жизни Спикера своим нарушением Догматов.