Кое-как удерживая равновесие, Терис шарахнулась в сторону из-под копыт лошади и рванулась в сторону леса, когда в ворот дуплета мертвой хваткой впилась чья-то рука.
Короткий писк застрял в горле, попытка вырваться провалилась, когда ее перехватили за руку и рывком подняли в воздух.
Нос болезненно приложился к чьему-то плечу, запястье по-прежнему сжимали чужие пальцы, на этот раз удерживая ее на спине сорвавшейся с места лошади. Слишком быстрой. Иссиня-черной. Издающей вместо обычного ржания низкий звериный рык. На ходу щелкнувшей зубами у самого лица бросившегося наперерез стражника.
— Спикер?.. — ветер унес звук голоса, но всадник все же услышал и ослабил хватку, позволяя ей самой вцепиться в его спину.
Мысли исчезли, растворяясь вместе со страхом и топотом ног и конских копыт позади. Лошадям стражи никогда не угнаться за Тенегривом, погоня обречена на провал. Как бы странно это ни было, но теперь все позади — и город, и стража, и мертвый Филида. Ее молитвы все же услышали в Пустоте и подарили почти невозможную удачу.
Дорога пролетала перед глазами, сливались воедино стволы деревьев, в какой-то момент стук подков стал глуше — мощенный камнями тракт сменился глухой лесной дорогой, уводящей куда-то в самую чащу, где она растаяла среди голых деревьев.
Спустя бесконечность Тенегрив замедлил шаг и Терис зажмурилась, чувствуя, как не дававший дышать страх сменяется усталостью, вместе с которой вернулись и ощущения — пульсирующая боль в лице и руке и холод, от которого начинали стучать зубы. Видимо, слишком громко — Спикер молча расстегнул плащ, давая полукровке в него закутаться.
— Спасибо. Вы...очень... — она подавилась словами и кашлем, когда Тенгрив свернул в сторону, под копытами захрустел тонкий лед и плеснулась вода.
Какая-то мелкая речка, одна из десятков ей подобных, впадавших в Нибеней возле Лейавина. Где-то неподалеку должны быть руины и пещеры. И на пару десятков миль нет никакого человеческого жилья.
Едва Тенгрив выбрался на пологий берег, Терис незаметно для себя оказалась на земле и отступила на пару шагов, когда лошадь скосила на нее красный глаз. Как и всегда — не то со злостью, не то с презрением, в полной мере присущим этому существу, и это, как и острые зубы, заставляло держаться подальше. — Спикер, спасибо... — слова благодарности потерялись в закоулках сознания, когда Лашанс слез со спины опустившегося на колени коня и отстегнул от седла трость.
— Как…как вы себя чувствуете?.. — голос звучал глухо, болью отдаваясь в носу, но собственные раны беспокоили сейчас куда меньше, чем гробовое молчание начальства.