Естественно, у Елены имелись записи о том, как встретил свой конец Хуан Шансон. Автон был в четырех километрах от храма; дождь и ветер не давали ему возможности увидеть, что там происходило. Стихия разрушала пирамиду быстрее, чем Хуан успевал ее чинить. Стены и башни напоминали выстроенный ребенком замок на песке, который поглотил океанский прилив. Хуан этого не замечал. Он стоял на провалившейся платформе своего храма и созерцал бурю. Вил видел, как человек поднял руки, – Хуан всегда так делал на исходе дня, перед тем как засмеяться. Повсюду метались молнии, освещая вечерний сумрак ослепительно-голубым сиянием. Рабы Хуана, прижимаясь друг к другу, сидели у самого подножия пирамиды. Грозовые разряды касались башен полуразрушенного храма. Один из них ударил в Шансона, стоявшего с поднятыми над головой руками и руководящего представлением.

Больше в отчете Елены почти ничего не было. Обезьяны получили довольно сильный толчок к тому, чтобы стать разумными существами, но этого оказалось недостаточно. Биологическая эволюция не стремится целенаправленно к разумности; она слепо следует за условиями среды. В случае обезьян решающим фактором оказалось мелководье. Еще несколько сотен лет раса, воспитанная Шансоном, продолжала жить возле Восточных проливов, продолжала приносить камни, выкладывать их у основания разрушенной пирамиды и проводить вечера, созерцая руины древнего храма. Однако это был всего лишь инстинкт, и ничего больше. В конце концов они вернулись в то состояние, в котором обнаружил их Хуан.

Вил очистил экран дисплея. Он вздрогнул, и не только от холода. Он никогда не забудет о том, какие страшные преступления совершил Шансон, и никогда не забудет его бесконечного конца.

Снегопад прекратился, веселые крики давно стихли. Вил с удивлением посмотрел на освещенные солнцем деревья. Он провел целый час, читая отчет Елены, и лишь теперь заметил, что затекли ноги, а от камня по всему телу расползается холод.

Вил соскользнул с камня. У него еще достаточно времени, чтобы насладиться снегом и соснами. Это было эхо той зимы, что была – по его воспоминаниям – всего десять недель назад, тех последних дней в Мичигане, перед отлетом на побережье для расследования дела Линдеманна. Только вот сейчас он наслаждался снегом, лежащим практически на экваторе, – мир находился в самом разгаре ледникового периода.

В тропиках стало холоднее. Палисандровые леса отступили к границам Внутреннего моря. Однако континентальные льды не пробрались на юг дальше сорок пятой широты. Снег в окрестностях Королева объяснялся абсолютной отметкой. По расчетам Елены, ледники с Индонезийских Альп не спустятся ниже отметки четыре тысячи метров. Она утверждала, что этот ледниковый период ничем не отличается от предыдущих.