— Убирайтесь отсюда! Немедленно вон!

За спиной Майкла кто-то уже бежал по переулку. Он отчетливо слышал дробный стук солдатских ботинок по тротуару. Еще несколько секунд — и преследователи заглянут в щель у забора.

Майкл принялся было искать на боку пистолет, но внезапно у него закружилась голова, он пошатнулся и, привалившись плечом к перилам деревянной лестницы и запрокинув залитую кровью голову, устремил умоляющий, полный слез и боли взор на землянку, которую уже заслонял от него поднявшийся туман слабости.

— Господи, вы же весь в крови! — всплеснула руками старушка. — Что они сделали с вами?

Кровь, не так давно обильно вытекавшая из рассеченного лба и заливавшая Майклу лицо, уже начинала подсыхать, но впечатление все еще производила.

— Пришельцы… — прошептал он, — пришельцы… они допрашивали меня… пытали… избивали меня… я вырвался…

— Бедный мальчик, за что они вас так? — запричитала женщина. — Грубые дикари! Скорее поднимайтесь. Спрятаться можно в подвале.

Схватив Майкла за рукав форменной рубашки, старушка, как могла, принялась тащить его вверх, потом подтолкнула к двери. Исполненный благодарности, Вайерман ввалился внутрь.

4

Миссис Леммон поджала пухлые губки. Потом медленно и осторожно, не позволяя охватившему ее восторгу проявиться внешне, нагнулась и подняла с пола соусник с молоком. Вспомнив о скрывшейся в испуге кошке, она начала звать.

— Кис, кис, кис, киска, вот молочко, вот…

Потом глубоко и облегченно вздохнула — как, по ее мнению, и полагалось вздыхать в таких случаях — кошка появилась из-за картонной коробки, за которой отсиживалась, и, подняв трубой хвост, на стройных лапках подбежала к хозяйке. На смену начальному испугу к пожилой леди пришло светлое и радостное возбуждение. Именно такие истории случались с героинями предпочитаемых ею любовных романов.

По правде говоря, героини ее романов в подавляющем большинстве своем предоставляли убежище симпатичным офицерикам из пришельцев, преследуемым злобными агентами Центавра, с небольшими приемлемыми вариациями; противоположное же не встречалось никогда. Миссис Леммон помнила об этом. Но ее истосковавшаяся по романтике душа готова была броситься навстречу любой возможности, хоть чуть-чуть приближающейся к каноническим формам, и самое первое, что она поняла, — если упустить сейчас эту возможность, то другая уже может никогда не представиться ей — сообразив это, она была согласна почти на любую перестановку героев. Выдав этого мальчика властям, она, бесспорно, могла ненадолго прославиться. Но, взяв его под свою защиту, она растягивала удовольствие на гораздо большее время — по сути дела, речь шла о конспирации, тайном уходе и прочих приятных вещах в течение многих дней, а возможно, недель. О том же, какой могла оказаться расплата за эти недели безвозмездного самопожертвования, она, конечно, сейчас не думала, чтобы не портить момент.