И что теперь? — закричал он самому себе. Что за мир меня окружает и кто такой в нем я, и что это за правила, которые соединили нас в одно? Где впервые я сделал неверный шаг, где берет начало эта цепочка ужасных ошибок?

Человек менее чувствительный, чем Майкл, и более спокойный постепенно сумел бы вычислить отправную точку этой последовательности и найти ответы на все остальные вопросы. Человек грубый и равнодушный не стал бы думать об этом вообще. За исключением Вайермана, почти любой человек либо пришел бы к какому-то выводу, либо решил обойтись без него. Но любой из этих людей наверняка не оказался бы на месте Майкла, человека редкостной и печальной судьбы.

Именно здесь, в убогой ванной, Майкл в очередной и последний раз почти решился сдаться. И сдайся он, мир так и не узнал бы ничего о том, что случилось с ним. Тысячи похожих на него молодых и не очень молодых людей доходили до того же предела, что и он, останавливались перед этим пределом, задавали себе те же самые вопросы, что и он, а потом канули, растворившись в океане извечной пассивности. И лишь некоторые из этих тысяч решались на следующий шаг.

Бездумно и больше под влиянием инстинктов Майкл начал залечивать свои раны. Он свернул из ваты шарики и засунул их в ноздри, потом обернул сломанный палец тремя слоями лейкопластыря. После этого он, как мог, привел в порядок лоб, то есть смазал края раны йодом и быстро залепил ее заранее вырезанной полоской пластыря. Тут ему пришлось потрудиться, потому что на мокрой от крови и воды коже пластырь отказывался держаться и всякий раз отваливался, но, снова и снова вытирая рану насухо и быстро прижимая к ней нашлепку из пластыря, он таки сумел соорудить нечто, удерживающееся на месте. С неровно приклеенным ко лбу пластырем он выглядел не менее уродливо, чем без него, но теперь он мог хотя бы вымыть как следует лицо. Оставалось придумать, что делать с ребрами. Он как раз стаскивал с себя грязную армейскую рубашку, когда в дверь ванной нерешительно постучали.

— Да? — прогундосил он и сам удивился своему голосу.

— Вы все еще в ванной? — спросила его старушка сквозь дверь. — У вас все в порядке?

— Да.

Что ему с ней делать? Как долго ему можно будет здесь оставаться и можно ли вообще положиться на эту женщину?

— Вам ничего не нужно?

Она хочет помочь ему? Чудно, он об этом совсем не подумал. В своих мыслях он всегда был один-одинешенек.

— Да нет… хотя — у вас нет случайно широкого пластыря?

— В аптечке должен быть. Вы еще не смотрели там? — живо отозвалась старушка.

— Боюсь, что такой пластырь мне не подойдет.