Новак прищурился.

– Подлюга, – сказал он и коснулся щеки, где красовался второй свежий синяк.

Андерсон подошел к здоровяку и схватил его за шиворот.

– Привет, Подлюга.

Он немного оттащил его от воды. Подлюга Джонсон ему никогда не нравился, даже когда они работали вместе. Он не узнал толстяка, когда тот накануне сбил его с ног, но при этом ничуть не удивился, что Подлюга решил сбежать в разгар битвы.

Андерсон взглянул на Новака. Тот скрестил руки на груди и заметно помрачнел. Андерсон вспомнил свои похождения с этой бандой. Подлюга Джонсон умел превратить жизнь любого мальчишки в сущий ад.

Подлюга застонал. Андерсон ткнул его носком сапога под ребра и перевернул на спину. Вонь горелой плоти заглушила и без того не слишком приятный запах, исходивший от Джонсона. Грудь Подлюги была обожжена, одежда висела на нем клочьями.

– Что случилось?

Подлюга открыл глаза. От страха и боли он открывал и закрывал рот, как вытащенная из воды рыба. С такими ожогами ему было долго не протянуть. Будь на его месте кто угодно другой, Андерсон проникся бы сочувствием к несчастному.

– Призрак, – выдохнул Подлюга. – Призрак!

– Что он говорит?

Андерсон шлепнул Подлюгу по щеке.

– Что ты видел, Джонсон?

– Призрака, – веки Подлюги дрогнули, затем раскрылись снова. – Я видел призрака, который шел по ручью. Он был невидимым, но шлепал по воде.

Подлюга задергался.

– Я ничего не видел, – пробормотал Новак. – Вообще ничего.

– Призрак! – Подлюга замер, его голова запрокинулась.

– Туда тебе и дорога, – сказал Андерсон.

– Точно, – кивнул Новак и пнул толстяка сапогом.

Они молчали, пока не отошли достаточно далеко от ужасающих следов ночного нападения на лагерь. Теплое сентябрьское солнце сушило одежду, которую они намочили в ручье. Андерсону вспоминались те жуткие времена, когда он состоял в банде, и прекрасные моменты из детства Мины. Он изо всех сил пытался повзрослеть и стать ей хорошим отцом, но прошлое само настигло его и схватило за задницу.