Новиков, что-то сказав на ухо Ильясу, поднялся с места и сел рядом со спасенным ученым.

– Там что, бумаги? Или флешка какая?

Максим зыркнул на промысловика волчонком и ничего не ответил, чуть отстраняясь и крепче прижимая руками лежащий на коленях секретный кейс.

– Что ты, как не родной, – не отставал Димка, – в чём ценность-то, хоть намекни.

– У вас допуск есть?

– Где-то я уже это слышал… – бросил я в сторону набивающего пулемётную ленту Сомова. Мишка пальнул вниз всего два раза и пока успокоился. Но дверь не закрывал, будучи наготове. Мы были не против: патронов много, а чем больше он убьёт тварей, тем меньше их подскочит к посёлку.

– Откель же он возьмётся-то, допуск, нас ведь только в рейды припахивать можно… – вздохнул Дмитрий. – Но дело нас всех касается, мы местные, из Крестов.

– Не положено! – снова пискнул упрямец, но всё-таки хоть что-то добавил: – Там приборы и носители.

Гумоз расстегнул страховочный ремень и присел напротив него.

– А что за вундервафлю вы сваяли, Макс? Супертанк, боевое отравляющее вещество? Или данные с носителей будете заливать в самонаводящиеся пули?

Агент хихикнул, но тут же выдал стандарт:

– У вас допуск есть?

Зря он это сказал.

Тук! Сомов, не вставая, резко и сильно впечатал кулак в грудь секретного учёного, отчего тот глубоко согнулся и принялся хватать ртом воздух, словно налим, вытащенный из воды. Тяжёлый кейс с металлическим стуком упал на пол. Сграбастав яркую куртку в кулак под горлом, Мишка рывком выпрямил жертву и усадил на место.

– Если ты ещё раз это повторишь, то я могу сорваться и выстрелить тебе в колено. Ты что думаешь, Мазохистский, мы сюда погулять пришли? Нет, мы ради науки.

– Мазовецкий… – просипел агент ставки.

– Да мне плевать! Там, в Крестах, уже женщины и дети гибнут, а ты тут стоху гнёшь! И никакая падла, ни с допуском, ни без него, спасать их не стала! И всем вам ещё предъявится, ты понял меня, келдыш засушенный? И каждая сука своей шкурой за этот беспредел заплатит, включая и вас, учёных!

Тот торопливо закивал. Мишка нехотя разжал руку. Лишь бы он не начал задвигать длинную речь с перечислением всех общественных язв, не то сейчас настроение.

– Не могу рассказывать, права не имею, я подписку давал! Посадят меня! – от боли и накопившегося страха Максим тихо заплакал, мелко подрагивая и шмыгая носом. А потом закашлялся.