Тридцать вылазок. Два с половиной часа чистого времени в вакууме. Не учитывая время на то, чтобы освежить воздух в костюме и спланировать следующий выход. Может, пять часов в общем с тех пор, как она это начала. Она была обессилена. Она чувствовала это по состоянию мышц и боли в суставах. Она не ела — не могла есть. Она чувствовала жажду и первые приступы головной боли от подступающего обезвоживания. Особых причин думать, что она все это переживет, не было. Поэтому она с удивлением отметила, что она счастлива. Это проявлялось не тем мощным, иррациональным, опасным весельем эйфорической атаки, а чем-то вроде удовольствия и в то же время расслабленности.

Во-первых, думала она, потому что здесь с ней не было никого, чтобы охранять ее, держать ее взаперти. Отчасти из-за этого, решила она. Но кроме того, она делала то, что должно было быть сделано, не заботясь о том, кто что об этом подумает. Даже Джим. И разве это не странно? Она ничего во всем мире так не хотела, как того, чтобы тут оказался Джим — а следом Амос и Алекс, хорошая еда и кровать в гуманной гравитации — но была и та часть, что распускалась в тишине, где можно было просто быть собой в совершенном одиночестве. Не было никаких темных мыслей, никакой вины, никаких сомнений в себе, перестукивающихся в глубине ее разума. Либо она слишком устала для этого, либо с ней случилось что-то еще, пока ее внимание отвлекали другие вещи.

Это была разница, подумала она, между одиночеством и изоляцией. И теперь она знала что-то о себе, чего она раньше не знала. Это была неожиданная победа, и тем она приятней.

Она начала подготовку к тридцать первому выходу.

У нее была почти минута, потому что она поняла, что выход на блок питания передатчика занял намного больше времени, чем было отведено до точки возвращения. Она поняла бы это гораздо раньше, если бы ее сознание не было слегка набекрень.

Система передатчика удерживалась на месте не только эпоксидкой. Передатчик был принайтовлен к своему месту длинными полосами металлической ленты, и сварные швы блестели, будто были положены вчера. Три выхода назад — номер сорок четыре — она думала, что здесь может быть диагностическая телефонная трубка. Не то, чтобы по ней можно было говорить, но может быть, можно было бы набрать сообщение. Но несмотря на то, что такие трубки были стандартным оборудованием, и их наличие являлось обязательным, здесь их не было.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы составить запасной план.

В течение нескольких часов зацикленное сообщение крутилось у нее в ушах, шепотом на заднем плане остаточного заряда. «Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джеймсу Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Система навигации не под контролем. Прошу ретранслировать…»