Оставшись без света, мадемуазель Лоет вновь поднялась на ноги, прихватив с собой книгу. Еще не хватало, чтобы она слетела в лужу масла. Тине не было стыдно перед пиратом, это было уважение к самой книге. Маменька часто говорила, что книги – величайшее изобретение человечества, и Тина, несмотря на нелюбовь к некоторым жанрам, была с ней полностью согласна. Подтянув к себе ведро, девушка разместилась на койке, крепко держась за ее края.

Книга лежала под Тиной, прижатая к койке ногой, и в голове девушки всплыло воспоминание, как старый Мартель говорил ей, сидя на бухте свернутого каната и потягивая табачный дым через длинный мундштук своей трубки:

– Огонь на корабле – зло, Сверчок, даже в море. В шторм все лампы тушатся.

– Почему? – Тина сидела у его ног, откинувшись на руки, и щурилась, потому что солнце светило ей в глаза и седины Мартеля подсвечивались его лучами, создавая легкий ореол.

– Вот представь: упадет лампа, разобьется, горящее масло потечет по деревянным просмоленным доскам, вот тебе и нет кораблика. Смекаешь? – ответил старик, усмехаясь.

– Смекаю, – понятливо кивнула девушка и благополучно забыла об этом наставлении.

Тина приподнялась на локте, посмотрела на черную лужицу и поблагодарила стихию за то, что та разбила лампу раньше, чем пленница успела ее зажечь. Тут же пришла мысль, что Ржавый над ней поиздевался, сунув книгу. А потом подумалось, что это была попытка заботы и пират просто не подумал о том, как девушка будет сидеть в темноте, занятый мыслями о надвигающемся шторме.

А потом мыслей не было, ни одной, они все растворились в разрастающемся ужасе перед стихией, набравшей силу. До Тины уже почти не доносились мужские крики с палубы, только рев одичавшего ветра, хлесткие удары волн о борт бригантины и шум дождя, сливавшиеся в единый пугающий до леденящей паники голос шторма. Мадемуазель Лоет зажмурилась с такой силой, что темнота наполнилась цветными пятнами, и молилась.

«Зарю» мотало по взбесившимся волнам, словно щепку, и вместе с ней мотало Тину, уже несколько раз слетевшую с койки, несмотря на то что держалась она изо всех сил. У нее уже болели пальцы и мышцы от напряжения. При попытке встать на ноги девушку снесло очередным взлетом корабля, покорного воле ярящегося моря. Она ползком добралась до койки, чувствуя, что внутренности просятся наружу, но укатилось ведро и теперь громыхало где-то в стороне от нее. Пришлось искать пропажу, сдерживая порыв неимоверным усилием воли.

Ведро девушка нашла, но на койку уже не вернулась. Она сидела, держась за ножку стола, прикрученного к полу, сжав ногами ведро, и давала волю своему желудку, исторгавшему, казалось, саму душу.