За народ так страдаю?

Большой рассмеяться даже изволил – Ну вот видишь – согласился! Да разве бы я мог тебя послать на верную смерть? Я же не царь Давид какой-нибудь сраный – своих людей подставлять! У этого клиента у самого прикрытие – о-го-го! Не хуже танка!

– Ладно, – говорю. – Надо так надо. А то я тебя знаю, ты живо сговоришь какого-нибудь англоговорящего мальчонку из наших вундеркиндов…

И по лицу его читаю, что всё идёт в соответствии с планом. На это Большой и рассчитывал.

Достал гражданин начальник электронный планшет, стали мы уточнять маршрут, ПДА он мне выдал новенький, очень толковый, но это уже чисто технические детали. Хотя известно, что первым в рейде гибнет намеченный маршрут…

– Когда выходим? – спрашиваю.

– На рассвете, – говорит Большой. – Так что сегодня можешь расслабиться. Клиент подъедет прямо сюда.

– На своих колёсах? Да кто его пропустит? – удивляюсь.

– Скорее скажи – кто его задержит? – вздыхает Большой. – Там такие документы…

– А всё-таки странно, – говорю, – что он с военсталкерами не связался.

– Не странно, – отвечает. – Все знают, что военкер вольному в подмётки не годится.

Ещё разок польстил.

Ну я и расслабился тут же, в модуле, с мужиками, которые монтировали барное оборудование. Выбил их, должно быть, из рабочего графика – вот уж, поди, Большой матерился! Но я же не пью в одиночку, пора бы знать!

На зорьке встаю, естественно, злой. Проклинаю сам себя, что согласился на такую авантюру. И ведь трезвый был!

Печкин, никогда не ходи в Зону с бодуна и детям своим закажи, ежели будут ещё у тебя дети.

Уснул в одежде, на матраце каком-то, кости болят, во рту словно депутаты переночевали…

Слышу снаружи автомобильный гудок. Выхожу. Стоит армейский кунг. Из кабины выходит Большой, открывает дверь фургона, вытаскивает доски. По этим по доскам выкатывается…

Выкатывается оттуда, Печкин, инвалидное кресло!

В кресле сидит молодой ещё мужик мощного телосложения в комбезе невиданного мной типа, в шлеме – всё как положено. Только сам ходить не может…

Лицо у бедняги как с плаката в военкомате – светлое, мужественное, как тысяча чертей, глаза голубые, только что не улыбается. Не до улыбок ему.