– Синильга! – осенило Техаса.

– Ага, – сказал Матадор. – В минуту полной откровенности…

Техаса и послали за официанткой в служебный номер.

Она появилась в новом французском халатике, и сопровождал девушку сияющий Киндер.

В ответ на расспросы Синильга сказала:

– Не откровенничал ваш майор со мной.

– Правильно, – сказал Огонёк. – К чему слова, когда так страстны взоры?

– Дурак, – сказала Синильга. – Он только про моральный облик говорил. Как честный мент. Насрамил, довёл до служебки – и всё…

Печкин старался не смотреть на красавицу, да и на Киндера – вот же хоббит недорезанный! Без фотосессии обошёлся!

Довольно быстро в зале собрались все вчерашние участники гульбы, кроме Серёги Воркуты – он человек ночной, творческий, ему в Зону не надо. Сталкеры жарко спорили об отчаянном майоре Каргине, о том, где его искать да как выручить, если ещё живой, покуда не охладил их Огонёк:

– А чего это вы паритесь? Он нам кто? Он нам мент…

И сталкеры устыдились – люди всегда почему-то стыдятся тех редких минут, когда бывают людьми по-настоящему…

– Он Нам Мент, – повторил Матадор. – Хорошее вьетнамское имя… Может, хоть Белый на него набредёт? Так, от фонаря, случайно, в порядке бреда…

– Ага, – сказала Синильга. – Каждый за себя, один Белый за всех…

И вдруг заплакала.

Тут зашумела дверь, и выглянул бдительный Колчак:

– Белый идёт со своим грузовиком. Оба пустые.

Со времён своего первого выхода Печкин больше не сталкивался с Белым и даже лица его не запомнил.

…На спасателе был такой же белый грязный комбез в кровавых пятнах, как тот, в который упаковал он бесчувственного Пекинеса в незабываемый день журналистского дебюта.

Да, пожалуй, и не мог Печкин запомнить его лицо – какое-то оно было… никакое. Лицо и лицо. Такие только тайным агентам носить.