— У тебя портрет? — резко спросила она.

— Конечно, — он повернулся, кивнув ей, приглашая этим жестом следовать за собой в зал заседаний. Он шел впереди, спиной к ней. Нет, риска не было. Фериан дал формулу ее поражения. После долгих споров с самим собой он убедился — происшедшее опасно.

Он подвел ее к картине, откинул пленку. Он так долго ждал этого. И его ожидания оправдались.

Она отступила, пораженная:

— Хаша!

Краска сбежала с лица, и цвет вернулся, только когда она взяла себя в руки. Он жаждал проникнуть в ее внутренний мир — однажды он уже там побывал — чтобы знать истину о ее чувствах, разделить их с нею.

— Ты веришь? — спросил он.

— Веришь ты, и этого достаточно, — прошептала она. Какое-то время она смотрела на картину. — Хаша, браксианка? — Должно быть она уже знала это, но только сейчас поверила. Видимо, Анжа покачала головой, чуть улыбнувшись. — Ли Пацуа отдал бы за это свою жизнь.

Он улыбнулся:

— Он это сделал.

Ее черные, отливающие стальным блеском глаза, пристально смотрели на него.

— Я нередко видела, как убивают людей, Затар. Много раз. Но не для того, чтобы, доставить мне радость, — она рассмеялась. — Это — достойно браксана! И как эффективно — боюсь, бедный Фериан был не способен понять.

— Ты убила его, — сказал он, ТОН дознания.

Она помрачнела:

— Ты сам сделал это. Послав его туда. Зная тебя, он предпочел не возвращаться. Он выбрал смерть, Притьера.

— Или ты?

— Возможно. Но мы нашли общий язык, и я не могу взять ответственность на себя. Он постарался освободить мой разум от запрограммированных установкой последствий. Это освободило его от чувства вины. Поэтому ты несешь ответственность за его самоубийство.

Постарался освободить? Она свободна? И ее чувственность тоже теперь свободна? И она может жить и любить мужчину, который не умрет от ее ненависти? И чувство ревности — незнакомое чувство для браксана — пронзило его.

А ты? Что дальше, браксианский воитель?

— Ты рассеял людей моего дара. Убил их учителей. Я должна была бы помочь им.