– Это другое, – упрямо сказал Синклер.
– Это абсолютно логично, – сказал Ингвар. – Ей-богу, не понимаю, о чем ты.
Мост марионеток смотрел на небольшую группу людей без осуждения. Куклы не были совсем неподвижными. Иногда они спазматически дергались, словно глаз невротика, и медленно вертели головами. «Как будто с любопытством ожидают, что мы решим», – подумал Синклер и поежился.
– Нельзя давить, – сказал Синклер убежденно.
– Тогда что делать прикажешь, уважаемый? – спросил Ингвар.
– Подожди. Придумаю.
– Ну, думай. На пару сигарет времени у тебя. Нам медлить нельзя, – сказал Ингвар и отошел.
«Давить нельзя».
Синклер вздрогнул. Он даже забыл, насколько близок к центру Стазиса – и огромному количеству кукол. Темный Брат вошел в голову мягко и без насилия. Синклер даже не заметил его. И теперь, кажется, понимал почему. Темный Брат впервые согласился с ним.
«Тебе какого черта за дело?»
«Давить нельзя. Ты впервые делаешь что-то правильно. Я даже удивлен».
«Я тоже. Теперь сомневаюсь».
«Не сомневайся».
«Пошел в задницу», – подумал Синклер и понял, что делает это по привычке. Он понял, что не может просто так отдать приказ на таран. Атакующих, чистых кукол, пожалуй, да… Но эти же просто стоят. Среди них есть и обращенные.
«Не думал, что тебе ведомо хоть что-то близкое к милости», – подумал Синклер.
«Какой еще, к чертовой матери, милости? Я к тому, что нелепо расходовать материал на пустом месте».
«Материал? Они твой материал?»
«Не только мой. Они и твой материал. Они материал нашего будущего мира. Они такие же дети, как все остальные. Как ты и я. Мы с тобой вместе должны сохранить этот мир. Нельзя так глупо позволить монаху просто взять и прервать Великую скорбь. Он прав, что сон цикличен, но без скорби мир никогда не придет к хилиазму. Нельзя достичь Вечного государства, не пройдя через это. И незачем лишать их шанса на настоящий суд, кто ты такой, чтобы так делать?»
«То есть тебе их не жаль?»
«Мне жаль их в целом. Как сущность и общность. Как паству и подданых. Как часть мира, который я должен сохранить».