Он снова обернулся на Горбача и Лизу. Неужели они никогда не слышали эту песню?

– Приходит день, приходит час, приходит миг, приходит срок, – запел Горбач. – И рвется связь, кипит гранит, пылает лед… как там дальше?

– И легкий пух. Сбивает с ног. Что за напасть, – подсказал Синклер.

– Что за напа-а-а-а-асть, – протянул Горбач. – Точно! И зацветает трын-трава, и соловьем поет сова, и даже тоненькую нить не в состояньи что-то там!

– Стальной клинок, – тихо сказала Лиза. – Приходит срок, и вместе с ним озноб, и страх, и тайный жар…

– Громче, громче! – с восторгом крикнул Горбач.

– Нелепо, смешно. Безрассудно, безумно, – сказал Синклер.

Марионеточный мост дождался ответной песни.

Сначала задвигались сзади ряды, потом шевеление дошло до центра толпы кукол. Они понемногу расступались и отходили – назад, в овраг, по обе стороны от дороги. С каждой секундой толпа редела. Сзади коротко гуднули. То ли торопили, то ли удивлялись.

– Из миража, из ничего, из сумасбродства моего, – запела Лиза громче.

– Вдруг возникает чей-то лик и обретает цвет, и звук, и плоть, и страсть! – заорал Синклер.

Небо действительно стало еще ярче. Эмиссары и куклы начали двигаться вязко, но парадоксальным образом быстрее. За несколько секунд на мосту образовалась брешь, словно воду раздвинули усилием воли. Еще через несколько секунд она стала достаточной для проезда колонны. Куклы и эмиссары покидали мост.

– В один костер, в один пожар, – сказал Синклер и закашлялся.

Сзади снова гуднули.

– В машину прыгайте и погнали! К нам, к нам давайте! – заорал Ингвар. – В вашей водитель есть! Давайте на ходу!

Синклер успел подсадить Лизу в кузов грузовика на тихом ходу. Горбач забрался сам. Синклер же прыгнул в водительскую кабину, к Дометиану и Ингвару. Ему пришлось подвинуть монаха боком, и сквозь несколько слоев одежды он почувствовал, что тот буквально горит. Температура? Монах коротко глянул на него, и Синклер узнал этот взгляд – полный ярости. Таким он смотрел, когда Ингвар рассказывал про Отца Стазиса и сердце кошмара.

Синклеру стало не по себе. Колонна двинулась.

– Я не знаю, какого хрена вы там делали, и не понимаю, почему нельзя было просто разбить их из гранатометов.

– Долго объяснять, – сказал Синклер.

– Я категорически не одобряю этот бессмысленный риск. Ты еще и за спиной у нас их оставил.