Перебрав в уме возможные варианты освобождения, скорчившись так, что спина моя уперлась в заколоченные дверцы, а ноги — в заднюю стенку, я попытался резко выпрямиться, надеясь таким образом выдернуть или хотя бы расшатать упомянутые гвозди. И попытка моя удалась. Я выпрямился почти без сопротивления, но тут же ощутил, что куда-то стремительно падаю…

Откуда же мне было знать, что никакой задней стенки у шкафа нет и в помине. Оказывается, я давил ногами прямо в стену, к которой был прислонен этот гроб без крышки.

Шкаф рухнул, едва не задев стоявшего у доски Виктора Палыча. Педагог затрепетал. Вытянув волосатый перст возмездия, он уткнул его в Юрика Иноземцева, сидевшего в добрых двух метрах от шкафа.

— Эго ты его уронил!!! — изрек В. П. вопреки очевидности, хотя и преподавал математику.

Не успел Юрик справедливо вознегодовать, как ранимый В. П. узрел в шкафу оцепеневшего меня. Узрев меня, ранимый В. П. тоже оцепенел. Некоторое время за компанию с нами цепенел и весь класс.

И вот тишина раскололась булькающим гортанным звуком. Поистине это был Крик Одинокого Петуха в Пустыне. В. П. сделал шаг, схватил меня поперек живота, пересек с этой драгоценной ношей класс и, остановившись перед дверью, размахнулся.

Удар!!!

Без результата. В. П. размахнулся вторично…

Задумчивый, влюбчивый мальчик, тут я, знаете, не растерялся и нарушил торжественность церемонии своевременным криком:

— Виктор Палыч, эта створка не открывается!..

В. П. с завидным хладнокровием делает шаг влево, перенеся таким образом прицел на другую створку, размахивается…

Удар!!!

Я, юный, царственно грациозный, как белокрылый лайнер, стремительно выплескиваюсь в пустой колодец коридора. В полете я думаю о том, что мир наш — колыбель человечества, но не век же нам находиться в своей колыбели; думаю о смысле бытия и благодаря экстремальности ситуации успеваю прийти к кое-каким определенно ценным для науки выводам и обобщениям.

О многом еще успел бы я подумать, но пришлось совершить вынужденную посадку. У втиснутых в шоколадные штиблеты ног директора. По воле случая как раз в это мгновение он проходил мимо кабинета математики, и именно этот факт заставил меня сыграть роль загадочной прорухи, директора — скорбно приподнять брови и перешагнуть через тело пресловутого меня, а ранимого Виктора Палыча — с мрачным треском вылететь из школы.

…Учительница истории Ольга Борисовна обладала поразительным даром говорить от лица различных исторических деятелей соответственно разными голосами. Впервые это обнаружилось так.

На вводном уроке низенькая, полная, но не грузная, как-то по особому стройная и «свежая», она воркующим голоском пыталась втолковать нам, что есть наука история как таковая. Минут пятнадцать, краснея под нашими заинтересованными отнюдь не наукой историей как таковой взглядами, она щебетала и, наконец, произнесла свою эпохальную фразу: