— Мне нужна новая кисть левой руки для него.

Прэгнелл откинулся назад, достал бумажный пакет и протянул Гилрою.

— Здесь две штуки плюс дополнительный комплект болтов.

Гилрой снял с плеча кота и попрощался. Он чихал на протяжении всего пути вниз, к городу.

На его постели сидел толстый исполнитель блюзов в черных очках. На полке для чемоданов примостилась стройная блондинка лет двадцати. Мускадин, закинув руку за голову, сидел на полу. Временами он запускал пятерню в свои густые, мелко вьющиеся черные волосы.

Гилрой, стоя в дверях номера, спросил спокойно: «Это исполнитель блюзов на моей постели?»

«Однажды утром, — пел негр, аккомпанируя себе на гитаре со стальными струнами, — этот черный фургон приедет, чтобы забрать меня. У-у, ум-у-ум».

— Это, — сказал Мускадин, — не кто иной, как сам Слепой Сан-флауэр Слим, собственной персоной, вот кто.

Гилрой покосился на Мускадина.

— Черт возьми, где твой правый глаз?

— Погребен вместе с умершим прошлым, — ответил Мускадин, распрямляя спину.

— Он потерял его в клубе «И не то и не это» на Дивисадеро-стрит, — сказала блондинка. — Я — Джин Пинэджиан из сан-францисской «Пост Энкуайр», у меня там было свидание, но я увидела мистера Мускадина, сидящего на электрооргане, узнала его и попросила дать мне эксклузивное интервью.

— Я видел полное блюдо стеклянных глаз, когда выбирал себе новые контактные линзы, — сказал Гилрой. — Все будет в порядке, мисс Пинэджиан, мы будем счастливы дать вам эксклузивное интервью завтра утром. А сейчас, я полагаю, мистер Мускадин нуждается в отдыхе.

По правде говоря, андроид никогда не нуждался ни в каком отдыхе. Предполагалось, что он будет сидеть себе тихонько в своем кресле в то время, как Гилрой спит. Но в последнее время это условие нарушалось все чаще.

Девушка кивнула.

— Он так измучен. Слим, пошли.

Блюзовый певец оставил постель, галантно открыл дверь перед журналисткой и оба ушли.

Гилрой запустил руку в бумажный мешок, который он принес с собой.

— Я добыл тебе новую кисть. Не отсылай ее какому-нибудь борцу за мир женского пола.

— Мир, — повторил Мускадин. Он взял кисть и стал с отсутствующим видом привинчивать ее к запястью. — Скоро я познаю его. Река забвения течет к морю и под конец усталая Лета возвращается домой, к вечному покою.