– Тяжелая…

– Ну… вроде.

Берестов хлопнул делягу по плечу

– Должен буду. Но… смотри у меня.

Покрутившись еще минут десять и не заметив ничего подозрительного, Берестов подошел к ларькам. Купил сумку китайскую, дешевую, в нее набрал какого-то барахла. В другом ларьке купил торт. Почему-то в Киеве была такая традиция – киевский торт покупать именно на вокзале. Человек с тортом и сумкой вызывает меньше подозрений, чем человек с голыми руками, непонятно чего тут делающий…

С этим – он вошел на вокзал, потусовался у расписания, якобы выбирая маршрут, занял место у кассы, а потом пошел к камерам хранения. Там тоже никого лишнего не было.

Вспомнив, что ему прислал эсэмэской эсбэушник, Берестов нашел нужную ячейку, набрал номер. Там стояла сумка, простая сумка из черной синтетической ткани, очень дешевая, без каких-либо надписей. Он потянул сумку на себя…

В последний момент Берестов что-то понял… просто он не раз носил сумки и чемоданы с разным количеством денег, знал, сколько они весят, – и эта была подозрительно тяжелой. Но сделать Берестов ничего не успел, даже бросить сумку – бомба уже встала на боевой взвод, и таймер отсчитал последние секунды своей мгновенной жизни. А потом цепь замкнуло, и почти полтора килограмма пластида разорвали подполковника Берестова и еще нескольких человек, находившихся рядом, на куски…

Киевский вокзал – уязвимое место, и потому он, как и любой другой вокзал, должен быть защищен целым комплексом антитеррористических мероприятий, максимально снижающих или исключающих риск закладки взрывного устройства. Но с тех пор, как началась война, а страну стало засасывать в воронку, практически ничего не делалось. Бомбу мог оставить любой…

Ударной волной вышибло часть остекления, у припаркованных недалеко от вокзала машин одновременно взвыли сигналки. Переднюю часть вокзала окутало пылью и дымом… но они быстро улеглись, открывая зрелище бегущих, грязных, часто израненных людей. Они бежали прямо по стеклу… а кто-то лежал, не в силах бежать. И под ними быстро-быстро расплывались лужи крови…

Игнат Сергеевич Барышник был не то чтобы плохим человеком. Он был семьянином, жил для прокурора если и не скромно, то, по крайней мере, без излишеств, в его вилле даже бассейна крытого не было, не говоря уж о личном зоопарке, храме с иконами, на которых изображен ты сам[79], или вертолетной площадке, как у некоторых. Но он все же был украинским прокурором, и этим все было сказано.

Украинская правоохранительная система к описываемому периоду времени не просто была гнилой или даже насквозь гнилой – она полностью переродилась. Это слово раньше использовали на партийных собраниях в связке со словом «буржуазное» – буржуазное перерождение. Вот был советский человек, а потом он начал брать взятки, заболел вещизмом и в итоге буржуазно переродился. Советские граждане, слыша это, подхихикивали – и делали это напрасно, потому что перерождение – довольно точный термин для многих происходящих сегодня процессов. Целые структуры, организации и даже страны перерождались внутренне, происходила подмена целей, и они становились совсем не тем, для чего они создавались. Милиция превращалась в скованную круговой порукой банду с рэкетирскими заработками, отдельные милиционеры начинали лазать по дорогим домам, армия начинала крышевать контрабанду и торговать оружием, СБУ превратилась в крышу для всего, до чего дотянутся загребущие руки ее сотрудников… и так далее, далее, далее. Что касается стран… например, Молдавия из сада для всего Советского Союза превратилась в едва ли не главную прачечную для денег со всего постсоветского пространства… это было связано с тем, что молдавская правоохранительная система стоила дешевле всего, а молдавские банки из-за нищеты не могли внедрить электронную систему документооборота и работали по старинке… телексом…. В итоге некоторые банки по объемам платежей могли и со Сбербанком поконкурировать.