Только теперь она в полной мере ощутила, насколько безнадежно ее предприятие и в то же время насколько оно неизбежно. Именно она, Эгери, должна найти невидимый рычаг и повернуть Сюдмарк против Кельдингов. Именно она, и только она, больше некому.

– Послушай, а кто же теперь будет вести войну, если оба полководца осуждены? – вдруг спросила она Иния.

Мальчишка фыркнул:

– Я же говорю: женщина, да еще чужестранка! В прошлую декаду были выборы. Весь Лус гудел, а ты куда смотрела? Выбрали двух новых полководцев: Асия и Кирия, оба мужи достойные, из хороших семей.

– И оба поедут в Аргилею?

– Нет, только Кирий. Совет старцев решил, что Асию надлежит остаться здесь и заниматься вербовкой новых отрядов, а также на случай, если Сюдмарку будет угрожать новая опасность. Говорят, Олия, достойная мать Асия, весьма сокрушалась о том, что ее сын остается в городе и в случае успеха вся слава достанется Кирию. Вот как ведут себя истинные дочери Луса, ясно тебе?

– Ясно, ясно, – отмахнулась Эгери.

Она попыталась уловить какую-то едва забрезжившую мысль, но безуспешно: слишком велики были усталость и досада. Да, наверное, истинные гражданки Луса так и должны себя вести: скорбеть о том, что им не удалось отдать своих сыновей на заклание, в жертву неуемному честолюбию и, прав был Ларис, сребролюбию, а проще говоря, жадности прочих граждан. Почему, ну почему ее ненаглядному Асию не дали пасть героем во имя того, чтобы очередной губернатор мог без страха набивать себе карманы?! Тьфу, мерзость!

Эгери захотелось, вернувшись домой, похлопать Элиану по животу и сказать что-то вроде: «Спи, будущий солдат, береги силы. Они тебе пригодятся, когда в тебя, голого, будут швырять камнями твои славные соотечественники».

* * *

Однако все эти красивые слова разом вылетели из головы, когда, распрощавшись с Инием и поднявшись на свой этаж, Элиана увидела огромные – в пол-лица – потемневшие от боли глаза Элианы и услышала ее уже охрипший от криков голос:

– Эгери, паршивка, где тебя носит?! Давно уже началось!

– Ой, Элиана, голубушка, прости! – Эгери бросилась к сестре. – Я вот тебе лакричных палочек принесла.

Но Элиана только оттолкнула ее, сбросив палочки на пол, оперлась обеими руками на шаткий стол и принялась раскачиваться, стоная сквозь зубы.

– К бабке беги, дура! – выговорила она наконец, переводя дыхание. – Угол улицы Хлебопекарей и переулка Кирпичников, три квартала отсюда в сторону реки, красный дом. Зовут Яри. И вот что еще! – По мере того, как боль уходила, глаза Элианы прояснялись, и Эгери на несколько мгновений увидела ту прежнюю красавицу, звезду двора. – И вот что еще, милая, не в службу, а в дружбу: забеги к портнихе на улицу Плетельщиков Лозы. Зеленый дом с белыми колоннами, ну ты помнишь, наверное. Она должна была дошить синюю юбку и накидку с золотой строчкой, и еще рубашку. А то матушка Исия наверняка захочет нас навестить, не могу же я ее встречать, не принарядившись. Помнишь, как у нас дома, бывало, пели: «Синяя юбка у нее, по каждому шву золотое шитье. Рубашка из шелка у нее, двенадцать девиц справляли шитье». – И тут же снова, изогнувшись дугой, задрав подбородок к потолку с криком: – А, проклятье, опять! Поторапливайся, давай, растяпа, ребенок ждать не станет!