Но и Адельм в своем посольстве не преуспел. Эдельм ему прием оказал прескверный и ответил лишь, что ничего объяснять не будет, ибо его дама сама хорошо знает, отчего он так глубоко оскорблен, и при этом добавил, что простить ее он не может, а оправданий слушать не хочет.

Узнав об этой суровой отповеди, дама совсем отчаялась и однажды ночью, когда все жители города уже спокойно спали в своих постелях, она одна, закутавшись в плащ и закрыв лицо капюшоном, пошла в дом, где жил Эдельм, и повелела слугам вести ее в его покой. Там, подойдя к его постели, стала она перед ним на колени и молила о прощении за преступление, которого не совершала, и осыпала его руки поцелуями и откинула с головы капюшон, чтобы поцеловать его в уста…

Аэллис с лукавой усмешкой глянула на Бергу, ожидая от нее новых упреков, но Берга на сей раз смолчала и лишь украдкой смахнула со щеки слезу.

– Но Эдельм не согласился простить свою даму за зло, которого она не совершала, и принять ее обратно, – вновь заговорила Аэллис, вдохновленная успехом своего рассказа. – Напротив, безумный рыцарь принялся страшно ругаться и с побоями и ударами прогнал ее от себя. А на улице как раз лил дождь. И вот дама пошла под дождем, скорбя, печалясь и раскаиваясь во всем, что побудила ее сделать любовь, а также о бесчестии, которое она сама на себя навлекла, унизившись перед ним. И тогда поклялась страшной клятвой, что не примет более в объятия жестокого изменника, доколе земля остается твердой. С такими словами она вернулась в свой замок и заперлась там.

Меж тем Эдельм уже начал сожалеть о своем поступке, на который толкнуло его безумие, и понял он, что зря теряет радость и лишает себя счастья. Поднялся он рано утром и, подойдя к замку, где жила его дама, объявил, что хочет видеть ее, и клялся что все, совершенное до того, он совершил в чистом безумии и помрачении разума. Дама же отказалась увидеть его и выслушать и велела гнать с позором. При этом она говорила: «Я очень хорошо вижу, что он страдает лишь оттого, что сам утратил некую радость и наслаждение, а о том, что мне причинил незаслуженно боль и страдания, он вовсе не думает и не сокрушается».

И так Эдельм ушел, плача, вздыхая и жалуясь, и целый год пытался вновь взять свою даму приступом, посылал к ней гонцов с подарками и пел прежалостные канцоны. Но все было тщетно: дама лишь отвечала, что он навек утратил ее сердце после того, как жестоко над ней посмеялся. И вот Эдельм от горя и отчаяния совсем впал в безумие и сделался страшен. У него выросла длинная борода, поскольку он не брил ее. Росла она клочьями, поскольку он ее беспрестанно рвал. Глаза его покраснели от неустанных рыданий, ногти загнулись, как у хищной птицы, и оставляли глубокие царапины, когда он терзал себе лицо и грудь. Его камзол вечно был расстегнут, так как пуговицы отлетали от глубоких и горестных вздохов. У чулок же порвались подвязки, и они сползали на пятки.