— Ты все правильно помнишь?

— Я же говорил — слишком много воды утекло с того момента.

— Значит ты мог кое-что забыть?

Я наклонился вперед через стол, стараясь оставаться на месте. Потом облокотился и попытался встать, но охрана, наблюдавшая за всем со стороны, тут же усадила меня обратно, среагировав на мои действия почти моментально.

— Я знаю о чем ты думаешь, — прошептал я ему. — Знаю так же что написано в этом поганом отчете. Нет, я шел на помощь быстро насколько это было возможно в тот момент. Ты и все остальные, думаете, что я нарочно замедлил ход, чтобы не ввязываться в схватку с превосходящими силами противника, но это ложь. Я никогда не избегал схватки. Никогда! Даже, когда знал, что все может закончится печально. Такова моя натура. Но в тот день все будто говорило о том, что их смерть будет неизбежной.

Офицер замолчал. Внес мои слова в специальный журнал и тут же поднялся, повернувшись к окну, откуда теперь можно было смотреть на почерневшие скалы Саркаститового гребня. Температура упала. С внешней стороны окна, уже сейчас начавшей покрываться инеем и причудливыми ледяными узорами, офицер видел как столбик термометра начал падать вниз. Одно деление. Второе. Затем третье. И так до тех пор, пока минус не стал смертельно опасным для всего живого, что могло находиться за пределами тюремного комплекса. Снег посыпал с неба. Маленькие крошки, как будто хлопья попкорна оседали на черной поверхности планеты, закрывая мертвую землю белоснежным покрывалом.

— Такое редко можно увидеть, — начал офицер, опять встав спиной ко мне. — Я столько лет здесь и последний раз видел нечто подобное четыре года назад, — потом он едва слышно усмехнулся. — Забавно. Иногда мне кажется, что природа просто издевается над нами. То невыносимая жара, от которой хочется забиться в самый холодный угол этой тюрьмы, то пронизывающий до костей холод. Никогда бы не подумал, что остаток жизни проведу в месте, где календарным летом можно замерзнуть насмерть.

Он устало вздохнул и еще какое-то время пробыл в таком положении, внимательно всматриваясь в покрытые белой пеленой горы.

— Заключенные, те, что еще работали в закрытых ныне копях Саркаститовых гор, утверждали, что слышали как воют волки, когда ветер Вервульф поднимается на самый пик этого проклятого места. Кто-то даже говорил, что видел целые стаи этих хищников, когда выбирался на поверхность.

Потом он слегка повернулся, держа руки сложенными за спиной и украдкой посмотрел в мою сторону.

— Но мы-то знаем, что все это байки.

Молчание.

— Живого на поверхности этой планеты нет и быть не может, но людям почему-то свойственно видеть в темноте все самое страшное, что таится в их прогнившей душе. Я устал, старик. Правда. Устал и хочу на покой.