В коридоре за спиной Арича раздались шаги. Макки оглянулся и увидел Цейланг, которая вошла в здание со своими сопровождающими. Макки насчитал в ее свите не меньше двадцати легумов. Они превосходили его численностью. На кону стояла не только говачинская гордость и целостность их общества, но и святость их Закона. Отчаявшиеся стояли за их спинами, подталкивая их вперед. Макки почти видел в свите эти теневые фигуры.

На Цейланг была надета черная мантия и полосатый капюшон легума-прокурора, но она сбросила капюшон с головы, открыв свои мандибулы. Движения Цейланг были напряженными и скованными. Она сделала вид, что не узнает Макки, но он смотрел сейчас на нее досадийскими глазами.

Она боится меня, и она права.

Обернувшись к ожидавшим чиновникам, Макки заговорил так громко, чтобы его слышала приближающаяся группа:

– Каждый закон должен быть испытан на практике. Я принимаю то, что вы формально объявили мне об ограниченности моей защиты.

Дарак, ожидавший недвусмысленного протеста и требования списка исключенных свидетелей, явно растерялся:

– Формально объявили?

Цейланг и ее свита остановились за спиной Арича.

Макки продолжал, не понижая голос:

– Мы стоим здесь, на судебной арене. Все споры здесь являются официальными и формальными с юридической точки зрения.

Судебный чиновник посмотрел на Цейланг, ожидая помощи. Эта реакция была угрожающей для Макки. Дарак, надеявшийся со временем стать Высшим магистром, должно быть, осознавал, насколько он сейчас беспомощен и неадекватен. Он никогда не сделает карьеру в говачинской политике, особенно в наступающую досадийскую эру.

Макки объяснил ему, словно неофиту:

– Информация, которую могут подтвердить мои свидетели, известна мне во всей полноте. Я представлю доказательства сам.

Цейланг остановилась, чтобы выслушать то, что вполголоса сказал ей один из сопровождавших ее говачинов, и изобразила на лице удивление. Она подняла одну из своих похожих на канаты конечностей и объявила:

– Я протестую. Легум-адвокат не имеет права давать…

– Как вы можете протестовать? – ехидно поинтересовался Макки, перебив Цейланг. – Здесь нет суда, который официально уполномочил бы вас на какой бы то ни было протест.

– Я заявляю официальный протест! – настаивала на своем Цейланг, не обращая внимания на советника, который, стоя рядом с ней, дернул ее за рукав.

Макки позволил себе холодную улыбку:

– Очень хорошо, но тогда мы будем вынуждены вызвать Дарака на судебную арену в качестве свидетеля, так как только он может дать беспристрастные показания, ибо не принадлежит ни к одной из сторон разбирательства.