А дрожь под ногами становилась все сильней. И в голове мелькали предположения — одно за другим.
Что, если у вогеймцев есть своя связь, а у иномирян своя, не зависящая от корабельного компьютера? И они тоже знают о том, что некий объект на подходе? У них может быть свое задание, связанное с этими колоннами и с этим отсеком. Вполне возможно, что для змеиномордых и их механизмов жара, стоявшая на корабле — и не пекло даже, а так, легкий обогрев.
И они сейчас во вполне рабочем состоянии…
Вот только зачем сюда притащили наших? Зачем уничтожили «Верный», какое место во всей этой раскладке занимал наш корабль?
Я врезал кулаком по невидимой перегородке. Потом, опомнившись, отступил на шаг, пробормотал сквозь зубы, вскидывая правую руку:
— Импульс на полную, огонь…
Просияло нестерпимо, ярко — молния растеклась по невидимой преграде. Я попробовал кулаком — держится.
Палуба заходилась судорожной дрожью. Комп в наушниках объявил:
— Подпространства нестабильны. Показатели сходны с теми, что регистрируются в момент прохождения туннеля свертки. При этом показатели изгиба одного из подпространств слишком высоки…
Мы совершаем переход? Но первое и самое важное требование для туннеля свертки — сбалансированный изгиб всех подпространств. При излишне высоких показателях одной из составляющих туннель просто не возникнет…
Что-то происходило, а я ничего не мог сделать.
— Ещё разряд!
На этот раз крепость перегородки я опробовал, даже не дожидаясь, пока потухнет озерцо рассеянного разряда. Ничего.
А если именно сейчас иномиряне методично уничтожают «Черну»? Или челнок, на котором осталась Вир? И кто из наших может умереть, пока я бьюсь о невидимую стенку?
Перед глазами вдруг плеснуло багровым, мир окрасился в тона, напоминавшие о свете Оноры. Волна затихшей было ярости снова ударила наотмашь, стирая все мысли. Зачастил пульс, отдаваясь в ушах и висках барабанной дробью.
Сквозь неё продрался металлический голос компа:
— Ухудшение жизненных показателей! Концентрация вируса на внутренней оболочке скафандра резко возросла!
Красный туман плыл перед глазами, было жарко. Невыносимо жарко. Я вдруг ощутил, как давит на кожу оболочка скафандра — та самая, внутренняя, с резко возросшей концентрацией вируса. Давит до мозжащей боли. И жгло нестерпимо…
— Разгерметизировать скафандр. — Выдохнул я.
Щелкнуло. Воздух в отсеке пах озоном, прикосновение прохладного воздуха к коже лица неожиданно оказалось чистым и свежим. Хотя температура в отсеке уже должна была подняться до восьмидесяти градусов, не меньше.