Переходя с улицы на улицу, периодически словно бы меняя эпохи и мироздания, двое шагали по Ахарии, неся за своими спинами гробы на цепях.

— Для начала мы с тобой вломимся в тюрьму.

— В какую?

— Самую охраняемую из всех.

— Хочешь вернуть меня домой? — уточнил Мартабах.

— Боюсь, они тебя не примут, — усмехнулся Каос. — Нет, мы с тобой нанесем визит в Мултака́р.

— Помойка, а не тюрьма, — вынес вердикт черноглазый.

— Да, но именно там содержится очень нужный мне человек. Те двое не отстают. Присядем?

Они расселись на скамье посреди тихого скверика, не прошло и минуты, как поблизости показались двое людей. Они были молоды и очень красивы: высокий мускулистый шатен с идеальным лицом и грудастая блондинка с лебединой шеей. Над головами у обоих парили тонкие золотые нимбы. Поняв, что замечены, парочка несколько стушевалась, и хотя парень был здоровым как бык, все шары, видимо, находились у девчонки. Она отпихнула его и несколько нерешительно направилась к мироходцам. Каос буквально видел, как внутри ее хорошенькой головки боролись друг с другом страх, возбуждение, любопытство и еще с полдюжины разных чувств.

— Живите и благоденствуйте, — тонким голоском выдала она стандартное каарианское приветствие, — скажите, вы, мм… вы ведь — он, правда?

— Кто «он»? — спросил Каос.

— Простите, я не к вам обращаюсь, а к нему.

— Я понял, детка, но он не особо разговорчивый малый, так что изъясняйся точнее.

— Хорошо. — Девушка перевела дыхание. — Вы ведь Мартабах Сердцеед, правда?

— Да.

Она прикрыла рот, чтобы подавить писк восторга. Испуганный кавалер в отдалении заволновался.

— Это он! Это правда он! — крикнула блондинка и вновь обернулась к Мартабаху, который таращился на нее, не мигая. — Я ваша горячая поклонница! У меня есть копии всех выпусков «Тюремных войн», в которых вы запечатлены!

— Смотришь такое старье?

— Досталось от бабушки, это семейная реликвия! Помню тот выпуск, когда вы сбежали! Это невероятно! Как вам удалось? Невероятно! Вы были таким милым, но таким грозным! Но таким милым! А ваша рука… Ой! Рада, что вы ее восстановили!

Фанатка не прекращала восторженно щебетать и намокать, глядя на кумира юности своей бабушки. Мерзость.