Между аборигенами и иномирцем насчитывалось тридцать семь метров; между аборигенами и свалившимся с неба чудовищем — семнадцать. Ребенок не оставлял женщину и ревел, привлекая к себе внимание чудовища, которое, казалось, все еще приходило в себя после падения. Великий оборотник оглянулся по сторонам в сильнейшей надежде увидеть приближавшуюся подмогу, но не то что солдат, он не нашел вокруг ни единой живой души вообще. Ему тоже следовало немедленно дать деру, пока внимание гиганта приковано к источнику шума, пока путь свободен и… пока никто не видит. Потому что, скажем честно, очень трудно объяснить кому-то, что путь Выгоды — это путь дипломатии, строго запрещающий любые конфликты, любое насилие, любое прикосновение к нечестивому инструменту — оружию; очень трудно объяснить, что ты не герой, ни разу не воин, не храбрец, а всего лишь очень хороший торговец, который крайне ценит свою жизнь и здоровье. Эдвард сорвался с места и побежал так быстро, как всегда бегал от неиллюзорной вероятности погибнуть.

Чудовище ринулось к горожанам, занося для удара ужасный меч, но еще не коснулись его короткие ноги земли, как в бок гиганта влетел золотистый росчерк и ударил с такой силой, что смог поменять траекторию движения туши и отшвырнуть ее в сторону от людей. Оно рухнуло в десяти метрах от несостоявшихся жертв и, невзирая на жуткие раны, немедля поднялось, еще более злое.

— Долг обязывает меня спросить, возможен ли между нами конструктивный диалог? — спросил вазари, в чьей руке поблескивали железные монетки.

От булькавшего рева чудовища вся улица завибрировала.

— Понятно. Очень жаль. В таком случае Выгода не прогневается, поскольку мне позволено защищаться.

Одна за другой монетки отправлялись в полет быстрыми движениями большого пальца и влетали в череп с умопомрачительной силой. Они пробивали кожу и взламывали толстую кость, застревая в ней намертво, но лишь те, что угодили в глаза, смогли пробить задние стенки глазниц и достичь мозга. Это, однако, не помешало ослепшей твари сделать несколько прыжков и нанести удар вслепую, прежде чем умереть. Холеная рука метнулась наперерез мечу, врезалась костяшками в плоскость клинка, и оружие переломилось, — верхнюю часть отшвырнуло куда-то в сторону. Труп рухнул так тяжело, что из ближайших окон выпали остатки стекол.

Смертельно бледный вазари достал из кармана платок и дрожащей рукой промокнул лоб. Обернувшись, он обнаружил ребенка и женщину на прежнем месте.

— Что тут у нас, молодой человек, слезы, сопли и слюни? Полный джентльменский набор, молодец…