— Ну да, служил в Дивизии, был на войне.

— И что с того?

— Так это, брат… Там, брат, атеистов-то не бывает.

— Это похвально, брат, что веруешь. — Монах стал перебирать ломти, откапывая попостнее. — А сюда что привело?

— Пути Господни, которые, как известно, неисповедимы, — доложил Влад. — А тебя, брат?

— Дух Господень во мне, послан Им проповедовать пленным освобождение, а незрячим прозрение, — заученно протараторил монах и тут же впился мелкими, острыми зубами в отобранный кусок.

Влад подождал, когда монах прожует, и спросил:

— Вижу, Зверя не боишься, раз один ходишь?

Монах пожал плечами:

— Ты вон тоже один.

Влад, показав рукой на арбалет, сказал:

— Я с оружием в руках хожу.

— А я с Богом в душе, — пояснил миссионер. Он с трудом прожевывал волокна. Мясо действительно было жестковатым. Видимо, корова, с которой его срезали, издохла от старости.

— И как оно, — Влад потрепал нечесаные волосы лежащего лицом в тарелке с сухарями Болдахо, — удается всучить незрячим прозрение?

Монах проглотил пережеванное и признался:

— Пока противятся. — Вытер рукавом залоснившиеся губы и добавил назидательно: — Но никуда не денутся. Как бы ни разнузданно было стадо, а все одно пребудет у ног пастуха.

— А как насчет того, чтобы выпить за успех этого праведного дела? — предложил Влад.

— Нет, уволь, — решительно отказался монах. Слишком решительно. Не столько Владу ответил, сколько в себе сомнения в зародыше истребил.

— Сан пить не позволяет?

— Нет. Здоровье. Говорил апостол Павел коринфянам: «Все мне позволительно, но не все полезно». И со мной так же. Печень, прости Господи, ни к черту. Пора на регенерацию, да все недосуг.