— Почему ты жалеешь меня, когда должна ненавидеть?

Врачевательница помолчала, но все же ответила:

— Я знала, что мой ребенок умирает. Знала, что он мучается от боли. Я должна была убить его сама по всем человеческим законам милосердия. Но не могла… Его душа была мечена проклятием. И поэтому я не могла. Потом… после того… рейда… когда ты пришел… Позже… я встретила душу своего сына. Свободную. Без метки. В сопровождении охранителей, а не слуг Кошмара. Он приходил попрощаться и смеялся так счастливо, как никогда не смеялся при жизни. А потом я думала. Много. Долго. Думала, какой же силой, волей и бесстрашием надо обладать, чтобы снимать метки проклятий с невинных душ. Чем нужно пожертвовать, чтобы делать это так, как ты. Недавно ты проговорился о своем даре изгоняющего. Еще тогда я поняла, что и для чего ты на самом деле делал. Теперь поняла и как ты это делал, Ален Белый Грифон.

— Не называй меня этой человеческой кличкой, — сдавленно попросил пленный командор Серебряной Империи.

— Не буду, — через несколько мгновений тишины ответила она.

Пустота повисла между пленником и женщиной. Пустота и тишина. А потом он еле слышно заговорил:

— У тебя будет еще один сын, Нири. — Она вздрогнула. Только мать называла ее так, очень давно, в детстве… — Он будет здоровым, сильным и никогда тебя не разочарует.

— Ошибаешься, — горько ответила женщина. — Больше у меня не может быть детей. Совсем.

— Я никогда не ошибаюсь, — возразил пленник. — Один из моих талантов — предвидение. Я видел твое будущее так же ясно, как тебя сейчас. У тебя будет ребенок. Здоровый, сильный и самый замечательный мальчишка на свете. И не бойся его простуд и периодических лихорадок — он всегда будет выздоравливать.

Она поверила. Потому что он не лгал. Вспомнив, что ее хоть нелюбимый, но муж умер, спросила:

— И кому же я такая… — Она запнулась, не произнеся слова «старая». Тридцать два года для нимадоргской женщины — возраст очень приличный. Даже если она выглядит так же хорошо для своих лет, как Ниара. — …нужна? Кто станет отцом ему?..

Он не ответил. Просто взглянул ей в глаза и улыбнулся. Погасив светильник, она ощупью нашла в темноте его губы и подумала, что не такая уж она и старая, если совсем молодой мужчина может на нее так смотреть. А когда он ловко и умело избавил ее от одежды, то готова была опровергнуть свои же мысли о том, что этот юноша невинный…

…Никогда она не знала мужчины нежнее и заботливей. Он предугадывал ее желания прежде, чем она успевала полностью осмыслить их. Никогда ни один мужчина не относился к ней как к богине, с таким же трепетом и восхищением. Любая женщина назвала бы его развратным, но каждое его движение было ее осуществленным желанием. Ни одно легкое прикосновение не было неприятным или болезненным. Разврат и скромность, забота и ласка с яростью огня и силой бури в пустыне — все это было в нем. А свинской похоти, жестокости, грязи, эгоистичного животного желания — не было совсем. Он первый и единственный, с кем она позабыла про весь остальной мир. Потому что всем миром стал он один…