– Уйдет, падаль! Уйдет!

Долговязый вскочил на ноги и ринулся к входу.

– Не уйдет! – заявил я, запуская энергодозу размером с футбольный мяч.

Почему я сгенерировал именно такую? Не знаю. Может, вирус гигантомании от долговязых подхватил, а может, и Горыня подсобил, поняв, что в стрельбе по движущимся мишеням его хозяин полный профан. Корректировать направление руки он был не в силах, зато вносить поправки в формирование энергодоз вполне даже способен, кто знает. Может, и внес, полагая, что, чем крупнее энергодоза, тем выше вероятность попадания.

Так или иначе, цель была поражена. Придясь в бок, чуть выше поясницы, энергодоза прошла по косой вверх, едва не разделяя туловище надвое, и, столкнувшись с плечом, сожгла его подчистую. То, что осталось от руки, глухо упало на мостик.

Помощник по инерции сделал еще шаг и остановился в полуметре от дверного проема. В тот же момент верхняя часть туловища, державшаяся на брюшной стенке, подалась вперед и стукнулась о ноги. Тело повалилось на перила, немного повернулось и рухнуло.

– Фух, – выдохнул Давид, – успел-таки.

– Лихо мы их убаюкали!

– Да, но не мы, а ты. Будь ты менее расторопным…

– Он прав, – взволнованно произнес Кирилл. – Спасибо, что уберег наши задницы.

– Точно, еще немного – и они бы их поджарили, – подойдя с Серебаном и сыном к телам долговязых, прогнусавил Назар.

– Чисто сработано, просто виртуозно! – воскликнул коротышка, снимая с одного из трупов креплатер. – Эх, теперь заживем!

– Как тебе удалось его выманить, мародерище? – спросил я, вытирая пот со лба.

– Сказал, что у меня весть от его единственного сына, возглавляющего группу ученых на Земле.

– Случайно не тех ученых, которые внутренности человеческие изучают, пытки практикуют и иглы полуметровые в людей втыкают?

– Тех, тех…

* * *

На кремацию трупов у меня ушло от силы минут десять, с учетом времени, затраченного на подъем и спуск по лестнице. Еще два раза по столько же нам потребовалось, чтобы обсудить последующие действия, опробовать креплатеры и быстрым шагом дойти до первого поворота ущелья. И минут пять до второго, за которым простирался прямоугольный пустырь, способный вместить в себя два футбольных поля.

К нему вели ступеньки, выдолбленные в скале, но мы не стали по ним спускаться. Коротышка повел нас по тротуару – так он назвал скальный выступ, ведущий в самое логово управленцев рудника.

На пустыре вовсю кипела деятельность. От количества и разнообразия рабов рябило в глазах. Высокие, некоторые повыше долговязых, и низкие, как Серебан. Мощные, с хорошо развитой мускулатурой, и тощие, как узники фашистских концлагерей. Горбатые и стройные, волосатые и лысые. С большими трапециевидными головами и маленькими круглыми; с толстенными ногами при узкой грудной клетке и худыми при широкой; с острыми длинными ушами и короткими квадратными; с мясистыми четырехноздревыми носами и вообще безносые. Да и цветов кожи и волос столько, что сразу не счесть.