Светлый фон

Дар кивнул. Он уже настроился на иной ритм жизни, вдвое повышающий скорость физиологических реакций, и пытался «достать» Дарью стрелой мысленного вызова. Однако девушка не отвечала, и все мысли молодого человека были заняты ею. Он чувствовал ее близость.

– Ни пуха ни пера, – добавил человек-гора.

Дар не ответил. В его времена это присловье было уже забыто.

В капсуле возникло отверстие в рост человека.

Дар вошел. Железовский вошел следом за ним.

– Погляжу, как ты тут устроишься.

В капсуле было темно, но стоило людям войти, в ее стенках протаяли ячеи видимости, превращая помещение в своеобразный фасетчатый глаз. Посреди, прямо из пола возникли две ячеи – «пилотские кресла».

– Одно лишнее, – сказал Железовский странным голосом. – Закрой его перегородкой.

В голове Дара проросло зернышко незнакомого пси-голоса, сопровождаемое ощущением готовности служить. Это заговорил инк капсулы, которому Шершень делегировал часть своих функций и подключил к общей системе связи.

– Садись, – сказал Аристарх.

Дар сел, повозился, устраиваясь поудобнее.

За спиной возникла перегородка, отделившая пилотский «кокон» от остального помещения.

«Как ты там?» – послышался мысленный голос Железовского.

– Отлично! – вслух проговорил Дар.

– Я выхожу… стартуй.

Дар подождал несколько секунд и скомандовал инку:

«Вперед!»

Мысленное присутствие прадеда вселяло уверенность и придавало сил. Затем думать об этом стало недосуг.

В борту корабля прорезалось отверстие люка. С тихим хлопком вылетел в пространство воздух, увлекая за собой капсулу. Ухнуло в пятки сердце – наступила невесомость. Затем огненное крыло света смахнуло темноту, и Дар невольно зажмурился, буквально ныряя в густой поток алого сияния невероятной глубины. Несмотря на фильтры, включенные автоматикой капсулы, подгоняющие условия обзора под параметры человеческого зрения, этот поток был так чудовищно плотен, что ориентироваться в нем было невозможно. Дар видел лишь огонь со всех сторон, чуть менее яркий в противоположной от Солнца стороне.

«Ничего не вижу!» – сообщил он, ошеломленный переходом от темноты к физически ощутимому, как жидкое пламя, свету.