Наступившая осень этого года запомнилась только усилением холодов; в октябре бывало уже и минус пятьдесят, а в конце ноября доходило до шестидесяти градусов. Графитовые щётки на генераторе мы успели поменять в октябре, когда температура была минус сорок пять градусов, в декабре же начались лютые морозы, температура держалась около ста градусов ниже нуля. А ещё в нашем, в общем, вполне дружном коллективе начались всякие мелкие дрязги. Обиды возникали буквально на пустом месте – не так посмотрел, не то сказал или промолчал, когда нужно было хоть что-то ответить. Бред, одним словом.
У женщин эти обиды проявлялись особенно ярко – доходило до истерик, до создания фракционных групп, которые проводили подрывную работу против конкуренток, входящих в другой лагерь. И все они периодически объединялись против главного злодея, которым объявили Володю, считая, что это именно он, по личной прихоти, зажимает вкусную еду, а также всякие тряпки, косметику и прочие необходимые вещи. Что тут скажешь – идиотизм высшей формы! Ведь знают, в каком мы находимся положении, к тому же сами выбрали его в «железные интенданты», а теперь куксятся, что им не дают возможности получить имеющиеся на складе вещи по первому требованию.
Я, конечно, проводил среди разбушевавшихся дам разъяснительную работу, но всё бесполезно – в глазах нашей лучшей половины при этом только сам становился «узурпатором», который совсем не понимает женщин. В словах предводителей противоборствующих фракций Татьяны и Кати сквозила жуткая обида на нашего бедного интенданта: «У этого скупердяя не допросишься даже иголки, хотя обещаешь лично потом ему вернуть, а если хочешь получить какую-нибудь вещь в постоянное пользование без возврата в общий фонд – это вообще дохлый номер – старый маразматик требует на это решение общего собрания. А разве можно выносить на всеобщее обсуждение вопрос «о женских трусах» или других интимных вещах. А ещё этот железобетонный монстр закрыл в бане, которую использует как свою сокровищницу, даже такие вещи, как вату или прокладки, и выдаёт их только по бумажке, в которой Док подтверждает, что у просительницы действительно начались критические дни.
Такими, самым бесцеремонным образом высказанными доводами забивали бабы всю мою, заранее продуманную аргументацию. Попробуй тут поспорь, когда дело идёт о самих «критических днях», тем более с такой суровой женщиной, как Катя, – уж её-то аргументация выстроена с математической точностью, не зря же МГУ закончила. Куда уж мне, со своим куцым образованием и дворовым воспитанием, противостоять наследнице идей лучших профессоров и полемистов страны. Как мог Флюр жить с такой ехидной штучкой, не знаю – скорее всего, именно в спорах с ней он сумел отточить свой язык до остроты лезвия. Но, похоже, татарин знал особый секрет, как обуздать строптивую мадам, да так, что фурия мгновенно превращалась в овечку при первом же рыке разгневанного Флюра. Да, он был для неё авторитет, а я – так, досадная помеха в её стремлениях к хорошей жизни.