Сейчас, оглядываясь назад, Винтор понимал, что это была изящная, позолоченная ловушка, ничем не отличающаяся от других замыслов Малкадора.

— Почему меня это удивляет? — сказал он себе, обходя огромные гололитические столы и экраны для чтения, проходя между картинами, которые плавали на подвесных панелях, словно мистические порталы, свободно дрейфующие, куда им вздумается. — Почему я думал, что он будет относиться ко мне иначе?

Приторное, всепоглощающее чувство неизбежности просачивалось в каждое действие Винтора, цепляясь за него, как будто это был запах дыма от костра.

–Сжигает себя заживо на кухне–

–Обливает свое тело амасеком и дотрагивается кончиком лхо-палочки–

Его руки всё ещё дрожали, он нашел место, где была потайная дверь, и прижал шифрованный ключ к каменной колонне. Какое–то мгновение ничего не происходило, и Винтор почувствовал зарождение безумной паники, но затем колонна застонала и сдвинулась, открыв проход позади себя. Холодный сухой воздух вырвался наружу, принеся с собой резкий запах дезинфицирующих средств.

Он отважился войти, холод металлического пола крал тепло сквозь подошвы его тонких кожаных ботинок.

Миновав точку невозврата, Винтор с ужасом двинулся вперед. Он не хотел быть здесь. Он ничего этого не хотел. Однако нет никакой возможности вернуться в тот день в саду, в тот момент, когда они впервые заговорили.

Предложение сыграть и бокал венерианского вина. Если бы только он мог взять свои слова обратно.

Еще один горький смешок.

— Он бы никогда не позволил мне сказать «нет», — голос Винтора эхом отразился от узких стен. Впереди коридор расширялся, превращаясь в лабораторное пространство, заполненное механизмами и медицинскими приборами утраченной Эры Технологий. Паукообразные медные штуковины и белые керамические конструкции тихо и старательно работали над узлами чахлой эмбриональной плоти, плавающими в стерильных камерах.

Сухая, холодная атмосфера комнаты; жесткий, бесцельный белый свет, шепчущие машины — все это вызывало у Винтора такой ужас, какого он никогда раньше не испытывал. Первобытный, изначальный и неотвратимый, словно вплетенный в само его существо. Он оперся о стену, и его вырвало.

Я никогда раньше не был в этой комнате. Почему я так боюсь этого?

Едва его закончило рвать, как сервитор появился из настенного разъема и приблизился к нему, наклонившись для уборки.