Но на этот раз было не до церемоний.

— Помните, мы недавно говорили о Божидаре Василове, болгарском репортере? Он, вроде как, причастен к делам Сэмюэля Лидделла, масона — и я попросил не высылать болгарина, так как заинтересовался его связью с сербским изобретателем Мировичем?

Генерал на память не жаловался.

— Вчера, незадолго до полуночи, Василов привел на квартиру к Мировичу какого-то проходимца нерусской наружности. Между ними завязалась беседа, закончившаяся весьма плачевно: незнакомец оглушил серба ударом дубинки, и тут на сцене появилось четвертое действующее лицо…

— Прямо фельетон получается. — усмехнулся Никифораки. — Знаете, эти истории с продолжением, которые печатают в бульварных листках?

— Фельетон и есть, ваше высокопревосходительство! Этим четвертым оказался другой наш знакомец, Безим, доверенный слуга графа Румели, приставленный им к своему сыну. Не знаю, что понадобилось Безиму на квартире Мировича, а только арнаут, обнаружив, что готовится злодейство, вступил в схватку. Итог — неизвестный валяется с перерезанной глоткой, Безим жестоко изранен и того гляди, отдаст Богу душу, а вот господин Василов удрал. И это не все! Мы бы не узнали о происшествии так скоро, если бы не появился еще один персонаж.

— Дайте угадаю, барон… — перебил генерал. — Руританский агент, о котором вы мне не так давно докладывали?

Брови Эверта поползли вверх в неподдельном изумлении.

— Но откуда вы…

— Не все вам, молодым, запутанные дела расщелкивать! Мы, старая гвардия, тоже кое на что годимся! — ответил довольный донельзя Никифораки. На самом деле он получил рапорт о происшествии незадолго до прибытия Эверта и не смог отказать себе в удовольствии устроить маленькую мистификацию.

— Верно, это был руританец. Василова, он, правда, не застал — тот удрал, прихватив с собой папку с чертежами и дневники Мировича. Зато увидел следы кровавого побоища, и не нашел ничего лучшего, как взвалить арнаута на себя — а это то еще кабан, пудов на восемь потянет! — и собрался куда-то его тащить. Но далеко не ушел: их сграбастал околоточный и отвел в Адмиралтейскую часть. Там Безим ненадолго пришел в сознание и назвал мое имя и должность. Пристав, не будь дурак, тут же доложил, как положено, и не прошло получаса, как и руританец и албанский живорез оказались у нас в караулке. Приставу я на всякий случай запретил упоминать о том, что Безим называл меня, так что…

— Стоп, голубчик! — прервал барона Никифораки. — Это все, конечно, замечательно, прямо роман господина Крестовского[83]. Но вы мне вот что скажите: удалось найти того болгарского прохвоста и, главное, чертежи?