Для защиты позиции Кондрат Филимоныч заставил отданных ему под команду дикарей выкопать дополнительный полукруглый ров в полтора человеческих роста глубиной. Действовал он при этом пинками и зуботычинами — ваниоро, опасливо косясь на сердитого кондуктора спешно вколачивали в дно рва заостренные деревянные колья. Моряк не признавал полумер, справедливо полагая, что лишних укреплений не бывает.

Перебросившись с Садыковым еще несколькими фразами и убедившись, что минные горны будут готовы в срок, начальник экспедиции заспешил назад, в деревню. Селение, четыре десятка хижин из ветвей и тростника, обмазанных высохшей на солнце глиной, располагалось на голой верхушке холма — самое обычное для центральной Африки селение, если не считать одной удивительной детали. В центре деревни, там, где обыкновенно устраивались ритуальные пляски, холмом высился огромный шатер из бледно-желтой ткани. Это был своего рода мемориал погибшей «Руритании»: ваниоро под руководством уцелевшего воздухоплавателя (того самого, что позже погиб при неудачном побеге) пленника соорудили из обломков решетчатых ферм подобие купола и накрыли его кусками «бодрюша», остатками изорванных газовых мешков. Материал этот, склеенный из пленки от коровьих кишок, отлично защищал от непогоды. Дикари оставили в верхушке шатра отверстие для выхода дыма, и теперь устраивали свое ежевечерние бдения под крышей.

Смолянинова поразило это сюрреалистическое зрелище — громадный купол, просвеченный, будто китайский бумажный фонарик, оранжевыми отсветами костров и пляшущие по стенам гигантские фигуры с копьями и щитами, словно в театре теней, каким-то чудом перенесенном в самое сердце африканской саванны.

Этой ночью никаких плясок не было. Когда путешественники приблизились к огромному шатру, «театр теней» высветил на полупрозрачных стенах сидящих вокруг огня дикарей и фигуру человека, стоявшего перед ними в позе оратора. Время от времени он вскидывал в молитвенном жесте руки, словно призывая аудиторию обратить слух к небесам. Ваниоро сидели, не шелохнувшись, не издавая ни единого звука — тени курчавых голов на просвеченной стене шатра оставались неподвижны.

Проповедник? Смолянинов не понимал ни слова — оратор пользовался наречием ваниоро, родственным языку суахели. Кабанга, совмещавший должность проводника и толмача и повсюду следовавший за начальством, подскочил поближе, прислушался и начал переводит.

Выходило, что речь шла о том, как было истреблено несчетное войско, собиравшееся разорять город, обитатели которого поклонялись Господу (Кабанга, подобно другим дикарям называл его «Великий Дух»). Помогая себе для убедительности жестами, он описал, как посланец Великого Духа за одну ночь умертвил всех врагов, оставив возле опустевших шалашей груды мертвых тел, щитов, ассагаев и трумбашей, на радость защитникам города…