За корпусом ЛАЭС простиралось ровное поле.

– Раньше это был газон, – пояснил Федор глухо.

– А теперь? – спросил Иван, хотя уже начал догадываться.

Кресты, сваренные из металлических трубок, торчали из земли. Их было несколько десятков. Некоторые – с надписями. Часть даже с оградками.

– Теперь это кладбище, – сказал Федор. Серый туман наползал на ЛАЭС. Гигантские трубы напоминали ноги огромного чудовища, застрявшего в мутной пелене.

Иван подошел к одной из оградок, наклонился, напряг зрение.

«Марина К. род. 1993» – прочитал он. На могилке лежали стебли бурого растения с острыми листьями и белесыми некрупными цветками. Иван слышал про традицию носить цветы на кладбище, но видел такое впервые. Кто она был старику? Иван покачал головой. Жена? «Это не мое дело».

– Возвращаемся, – сказал старик. Иван кивнул.

Перед уходом они остановились, чтобы еще раз попрощаться с умершими. «Минута молчания в память павших. Сейчас!» Иван склонил голову.

– Я нахожу их везде и хороню здесь, – сказал старик. – Чтобы было по-человечески. Понимаете, Иван?

– Да. Мне кажется, понимаю.

* * *

– Петербург – англицкий город, – сказал Федор.

– Ангельский?

Старик улыбнулся.

– Английский, то есть. Это старое выражение.

Он откинулся в кресле и начал читать – негромко, чуть отстраненно, с паузами в нужных местах:

– Прекрасен и сумрачен, как бабуин, что с английской гуляет трубкой, с английским зонтом, в клетчатом пледе шотландском и шарфе на шее большом.

Ко всем обращаясь по-русски, четко, до буквы звучит, ленинградских кровей он старинных, на любом языке говорит.

Странный для всех, равнодушен, ночью разводит мосты. Вантовый, ванты, калоши, булка, поребрик, носки.