– Так а чего тут рассказывать? Это все равно что старую, давно зажившую рану заново ножом резать. Бессмысленно и больно. И не нужно. Одно дело, когда сам про это вспоминаешь. Тогда внутри все сжимается, и где-то глубоко-глубоко в душе зажигается свет. И он теплый такой, аж изнутри согревает. Ты при этом мозгами понимаешь, что тепло это искусственное, что его источника нет уже рядом. Но ты об этом стараешься не думать, ведь за годы у тебя в сознании выросла стена, которая все плохое, всю боль твою за собой скрыла. И ты купаешься в лучах этого света, а вся мерзость за этой стеной прячется и не высовывается оттуда. И ты знаешь, что она там, и ты знаешь, какая она из себя, но не думаешь о ней. Она где-то там, на окраинах сознания, за стеной. Понимаешь, о чем я?

Ксермет едва заметно кивнул.

– А если начать про все это рассказывать кому-то вслух, то эта стена сразу рушится и вся гадость начинает выползать из-за нее на свет и отравлять тебе душу. Потому что для тебя самого воспоминания существуют по отдельности, каждое само по себе. А если начинаешь рассказывать кому-то, то рассказывать приходится по порядку, и тут уж никуда от реальности не деться.

Ксермет удивленно посмотрел на товарища. Он всегда считал Азиза человеком добрым, но простым, несклонным к философским размышлениям или же попросту неспособным к таковым. Он хотел что-нибудь сказать, но решил, что сейчас лучше промолчать и дать Азизу возможность выговориться.

– Ну раз уж я сам проговорился… – продолжил тот после паузы, – да, жена. Была. Моя. Ну или того человека, которым я был давным-давно. Он, этот человек, был, наверное, таким же неразговорчивым и даже немного суровым, как и я. Таким же угрюмым временами и ворчливым, когда волнуется. Но в одном он точно был другим – тот человек был счастливым. Он имел немного, но гордился тем, что имел, да и не мечтал он о большем. А имел он дом, небольшой, но добротный. Вдали от деревень, вдали от людей, ну да он никогда и не хотел быть слишком близко к ним. Ему с детства с животными было проще, от них, по крайней мере, всегда было понятно чего ожидать. В общем, тот человек был лесничим на западной окраине Гакруксии. Он ухаживал за лесом, следил за животными и был доволен тем, что делает. Когда пришло время, он женился. Дело это было непростое, так как немногие отцы горели желанием отдавать своих дочерей за лесника-отшельника. Но в конце концов, милостью Алатфара, и это сладилось. И с женой ему тоже повезло. Она была не слишком красива, но в общем даже миловидна и, главное, добра. Ее не смущало одиночество и уединенная жизнь в лесу. Сначала она вела себя робко, но потом освоилась. Однако нельзя иметь все и сразу. Алатфар долго не посылал им детей, несколько лет. Но они не роптали, хотя и очень хотели ребенка. Они усердно молились, и через несколько лет чудо наконец-то свершилось, Ландина была беременна. Лесничий был вне себя от радости, когда узнал об этом, ходил словно пьяный от счастья. Беременность протекала хорошо, и до заветного дня оставалось рукой подать. Мы уже собирались даже ехать в деревню, чтобы Ландина могла спокойно родить, с повитухой. Но случилось то, чего никто не ждал.