– Замолчи, варвар!

Уродливый священник сцепил руки на животе – у него не было бокала с вином. В этой нелепой ситуации он напоминал эвдорскую пародию на капеллана, из-за легкой несимметричности черепа его восковое лицо казалось маской. Я прищурился, стараясь запомнить его черты, – нарисовать этого человека было бы непростой задачей.

Я решил, что он выглядит именно так, как и должны выглядеть все священники Капеллы: как будто был тайным олицетворением этой порочной организации.

– Значит, это ты ворвался в его камеру. – Это был не вопрос, но я видел, как вращаются шестеренки в голове у священника. – Удивляюсь, что ты все еще жив. Или граф задумал набрать гарем?

– Гил, зависть тебе не идет, – вмешался сэр Эломас и по-дружески похлопал интуса по руке. – Но я уверен, что где-нибудь в городе найдется шлюха, которая согласится пойти с тобой.

При этих словах в его глазах вспыхнуло мстительное удовольствие. Мне с трудом удалось сдержать усмешку, вызванную как язвительным замечанием, так и тайным пониманием того, что Гиллиам стремился стать таким же, как я. Если бы он знал правду, то не осмелился бы так говорить со мной, несмотря на свое положение в Капелле. Мои пальцы мгновенно нащупали фамильное кольцо, висевшее на шнурке под рубашкой.

Гиллиам задрал нос к небу:

– Поосторожней, сэр. Не забывайте, что это моя мать дала разрешение вашей маленькой экспедиции. Одно мое слово, и…

– Зачем вы пришли сюда, ваше преподобие? – Казалось, Эломас сохранял полную невозмутимость.

Он отбросил недавнюю фамильярность. Я удивился, но решил поразмыслить над этим позднее.

– Я хотел передать вам поздравления по случаю рождения племянницы.

Гиллиам все-таки сдернул платок и прижал его к носу. Я уловил исходящий от ткани запах чего-то, напоминающего кофе с циннамоном.

Священник сердито посмотрел поверх смятого платка и продолжил:

– Но, увидев вас в этой компании – с варваром и еретической шлюхой… – он посмотрел на Валку, с показным пренебрежением скривив губы, – я посчитал такую любезность излишней.

На мгновение я забыл о своем воображаемом статусе, и моими устами заговорил не Адриан Гибсон и не мирмидонец Адр, а настоящий Адриан Марло:

– До этого момента, священник, я и не подозревал, что любезность может быть излишней.

Внезапно я перестал хмуриться, радуясь тому, что получил ответ на свой вопрос: да, этот человек мне ненавистен. И внешность, при всем моем предубеждении, играла здесь второстепенную роль.

Гиллиам оскалил зубы, подыскивая ответ, и даже открыл рот, но его слова заглушил жуткий свист, словно пар, поднявшийся над толпой. Те, кому было плохо видно, подвинулись к краям своих сидений и уставились на огромные экраны, демонстрирующие то, что происходит на арене. Сколько раз моя голова в шлеме появлялась там среди товарищей-мирмидонцев? Но сейчас, глядя на бледное как смерть существо, мне казалось, будто я никогда прежде не видел этих экранов – этого колизея. Сьельсину дали одежду, белую дишдашу[18] наподобие тех, что священники носили под сутанами. Рога снова начали отрастать, образовав на гребне небольшие вздутия, белые волосы на затылке слегка шевелились в вибрирующем воздухе. Оно щурило свои огромные глаза, его организм, приспособленный к жизни под землей, не мог бороться с непривычно большим, размером с кулак, солнцем Эмеша. В яростном свете дня Макисомн меньше напоминал человека, а скорее выглядел каким-то докембрийским существом, извлеченным из вулканических пород. Разрезы ноздрей трепетали, матовые зубы обнажились в хищном оскале. Толпа ревела и швыряла в него банки из-под напитков и куски пищи. Перед ними предстал заклятый враг всего человечества. В точно рассчитанное каким-то мудрым постановщиком время снова зазвучала торжественная музыка, в которой главную роль играли барабаны, размерами не уступающие грунтомобилю.