Гиллиам пригладил напомаженные волосы на лбу, очевидно, ему не доставляли неудобства ни жара, ни густой приторный воздух. Я попытался проскользнуть мимо, но он схватил меня за локоть неожиданно сильными пальцами:

– Одну минуту, мессир Гибсон!

– Конечно, ваше преподобие.

Я отошел в сторону с тремя мечами, зажатыми под локтем, нащупывая в кармане мои красные очки, чтобы создать хоть какой-то барьер между собой и жутким священником. Гиллиам проводил графских детей до двери и передал на попечительство пельтастов. Я остался бесцельно бродить по залитому солнцем двору, приминая босыми ногами мягкую траву.

Когда Гиллиам вернулся, я стоял в тени беседки, опираясь на один из учебных мечей, другие два лежали у ближайшей колонны.

Без всяких предисловий он ухватил меня за предплечье и наклонился ко мне:

– Что за игру ты затеял, внепланетник?

– Прошу прощения?

– Еще недавно ты был ничтожеством из колизея, а теперь… теперь ты… устроил поединок с молодым лордом.

Я недоуменно выгнул бровь над овальной оправой очков.

– Какой там поединок? Капеллан Вас, графские дети просто попросили меня показать несколько приемов из моего прошлого в бойцовских ямах. Было бы невежливо отказать им.

– Невежливо? – повторил Гиллиам, обнажив искусственно спрямленные зубы. – Невежливо?

Он отпустил меня и неуверенно шагнул назад, словно только после двукратного повторения вспомнил значение этого слова.

– Кое-кто при дворе его светлости считает недопустимым, когда человек твоего… твоего положения так близко общается с палатинским сословием, – заявил он.

В ответ я удостоил его едкой, понимающей усмешки.

– А что не так с моим положением? Граф сам велел мне заниматься с его детьми.

– У лорда Балиана не совсем традиционные понятия о приличиях, – едва ли не весело сказал Гиллиам.

Возможно, это была не случайная двусмысленность? Как известно, древние предрассудки время от времени поднимают голову даже в среде палатинов. Гиллиам покраснел, очевидно осознав свою ошибку. Эта неосторожность лишь разозлила его, и он грозно сдвинул брови над глазами разного цвета.

– Послушай, ты слишком фамильярно ведешь себя с графскими детьми. Это… непристойно. Ты понял?

И это говорил незаконнорожденный интус, мутант, живое воплощение непристойности! В самом деле, при всем моем развитом чувстве юмора такая ирония показалась мне слишком злой. Я с трудом сдержал тонкую усмешку.