Гордость.

Плотина рухнула, и стая умандхов помчалась на нас, визжа, словно раздираемый на части в каком-нибудь глубоководном аду металл. Гиллиам попятился, но затем с поразительной скоростью развернулся, чтобы увести подальше от опасности свою мать. Остальные охранники собрались вместе, образовав заслон между внезапно взбесившейся ордой и графом. Я обернулся к Валке как раз в тот момент, когда в здание склада ворвались другие охранники – те, что несли караул снаружи. Схваченный умандхом человек с белыми полосами на зеленых доспехах, обозначавшими принадлежность к ликторам, пытался сопротивляться, но бесчисленные щупальца сжимались все сильней, обездвижив его. Из-под брони донесся хруст костей, или, может быть, мне просто почудилось. Какой-то охранник выстрелил в существо из плазмомета и выжег на его боку дымящуюся полосу. Умандх взвыл, словно трубящий слон, но продолжал сражаться, пока пятый выстрел не свалил его.

– Уведите отсюда его светлость! – Голос дамы Камиллы был усилен динамиком, встроенным в ее нагрудник.

Бросившись к нам с Валкой, она прокричала:

– Вы двое, быстро со мной!

Валка стояла с несколько отрешенным видом, склонившись над планшетом. Она не была испугана и почти не вспотела, несмотря на удушливую жару на складе. Едва не споткнувшись о перевернутый ящик с рыбой, я подошел к группе солдат.

– Дайте мне оружие! – Я сам не понимал, что говорю, но, когда солдаты замешкались с ответом, свирепо рявкнул на них: – Я не собираюсь убивать вашего лорда, дьявол вас побери, просто дайте мне что-нибудь!

Я щелкнул пальцами и протянул руку. Но тут что-то большое и чешуйчатое налетело на меня, его шершавая оболочка разорвала мой шелковый халат и оцарапала кожу на ребрах. Падая, я ударился головой об пол, и она зазвенела, словно колокол. Я зарычал, пытаясь вцепиться в твердую, как коралл, плоть. В нос мне ударил тошнотворный запах сырой рыбы, затем туда заползли тонкие щупальца, перекрывая доступ кислороду, один из отростков пробрался прямо в горло.

В глазах у меня помутилось, и от испуга я одновременно укусил и щупальце, и собственный язык. Кровь с медным привкусом наполнила рот, смешавшись с сернистой жидкостью, вытекавшей из вен умандха. Я по-прежнему задыхался, никак не мог высвободить зубы из щупальца и не мог пошевелиться.

Я не мог пошевелиться.

Он сдавливал меня со страшной мощью; я до предела напрягал мускулы и сам себе казался стеклянной колонной, расколовшейся под непомерной тяжестью. Внезапно я ослеп, потерял силы и почувствовал, как мир ускользает от меня. Если бы я погиб тогда, погиб и избавил бы мир от своего зловония! Еще один монстр, задушенный в колыбели, уничтоженный прежде, чем успел нанести непоправимый вред Вселенной. Кровь все медленней стучала в моих висках, в сопровождении топота сапог, грохота разбившихся звездолетов и шипения погасших звезд. Мир растворялся в темноте, в истинной Тьме, о которой поется в гимнах Капеллы. В этом мраке расцветали, словно цветы, белые лица, но тут же увядали и обращались в прах. Я видел отца и Криспина, Кэт и Валку, и мою мать. И Гибсона с разрезанными ноздрями, прямой спиной и незатуманенными глазами.