– Понадобится еще около часа, чтобы привести лагерь в рабочее состояние, – сказала Тор Ада.

Она сутулилась и прятала руки в свободные рукава зеленой мантии, пытаясь защититься от холода:

– Нужно было остаться в шаттле. Ветер просто ужасный.

– А мне нравится! – усмехнулась Валка. – Напоминает родину.

Этой родиной, как я выяснил за долгое время, проведенное вместе, были каньоны Эдды, где ветры дули гораздо сильней, чем здесь, вынуждая местных жителей селиться в таких же расщелинах.

– Во всяком случае, это лучше, чем проклятая жара столицы, – вставил я, чувствуя, как мои темные волосы хлещут меня по лицу. – Нам хватит времени сходить вниз, пока все подготовят?

– Думаю, да, – ответила Ада, переминаясь с ноги на ногу.

Мы спустились по грохочущей металлической лестнице, прикрепленной к стене ущелья. Наши с Валкой сапоги громко стучали по сетчатым ступеням, зато шаги Ады казались почти бесшумными, их заглушали завывания ветра. Пелена облаков разошлась, и рубиновый солнечный свет искрящимися полосами падал на серый базальт. Я ощутил абсурдную тоску по своему старому камзолу, который носил дома, представив, как его полы хлопали бы по ногам и какую тень я бы отбрасывал в нем на базальтовую стену слева от нас.

А потом мы пришли на развалины, более черные, чем камни, среди которых они были построены, плавно вписавшись в окружающий пейзаж. Тысячу раз я пытался зарисовать эти постройки, изобразить колонны, арки и наклонные опоры, и каждый раз терпел неудачу. В моем старом блокноте остались шрамы от вырванных листов, немые свидетельства того, что мне не хватило мастерства художника.

Я перестал дышать, воздух высосало из меня вместе с солнечным светом, потому что камни Калагаха оказались темней любого цвета, который мне приходилось видеть, – темней моих волос, темней чернейших из всего черного мундиров Имперских легионов. Вход, приблизительно триста футов в поперечнике, возвышался над западной стеной ущелья, в самой широкой его точке. Ущелье опускалось ниже уровня моря, защищенное каменным выступом, который сдерживал воду большую часть года.

Какая странная сила – или какая раса – воздвигла это величественное сооружение в столь отрезанном от остального мира месте? Исполинский проход начинался с путаницы наклонных колонн, изогнутых арок и опор – иногда толще взрослого человека, а иногда тоньше волоса, – а затем уходил под углом вглубь, слой за слоем, постепенно сужаясь с трехсот футов в поперечнике до ширины обычной двери. Взгляд отказывался охватить его во всей сложности, блуждая туда-сюда, пока не терялся окончательно, словно в дремучем лесу.