Она широким взмахом руки указала на лорда Балиана, леди Калиму и себя.

Перед моими глазами, словно в видеозаписи, прокрученной в сотни раз быстрей обычной скорости, промелькнули все способы унижения тела и духа, практикуемые катарами. Раны и ожоги, сломанные кости и содранная кожа, выжженные на лбу клейма и разрезанные ноздри, выпущенные кишки, отрубленные головы, изнасилования. Я представил себе крики, словно бы эхом долетевшие с Весперада, из тюремных камер со стальными стенами, распускающиеся, увядающие и зацветающие вновь, как цветы от сезона к сезону. Но все эти мужчины и женщины, сидевшие в теплом, залитом солнцем зале, хоть и не улыбались, но все же соглашались с тем, как Лигейя Вас описывала следующий этап операции.

А я оказался лжецом. Я обещал сьельсинам, что им не причинят вреда, дал слово палатина. Согласно Великой Хартии, мое слово должно было стать своего рода законом, и теперь меня вынуждали нарушить его. Это был удар лично по мне, оскорбление моего достоинства, того положения, которое я обрел в новом для себя мире, – снова Марло, но уже не из Мейдуа.

– …Разумеется, тоже должен присутствовать. Нам необходим переводчик.

Переводчик. Это слово – его особая связь, родство со мной – поднималось над трясиной поражения, которым завершился для меня совет. Переводчик. И тут до меня дошел его смысл, пронзив, словно стрелой, словно клинком.

– Нет! – едва снова не вскочил я. – Нет, я не хочу!

Лигейя Вас улыбалась. Это была ее победа, пусть даже не окончившаяся моей смертью.

– У вас нет выбора. Как вы сами сказали, никто лучше вас не подходит для этой работы.

– Нет!

Я резко встал, перепугав двух логофетов, сидевших по сторонам от меня, и с бешенством во взгляде посмотрел на Райне:

– Вы хотите сказать, что на вашем корабле нет переводчика?

Висевший на орбите «Непреклонный» был тяжелым десантным кораблем, несущим на себе десятки небольших фрегатов, с командой в тысячи человек.

– На кораблях легионов не так уж много схоластов, приятель, – ответил сэр Уильям Кроссфлейн.

В отчаянии я обернулся к лорду Балиану:

– Ваша светлость, прошу вас. Вы должны запретить это.

– Ты же хотел говорить с демонами, мой мальчик… – сказала приор, отвечая вместо лорда, которому она формально служила.

Ее бледное лицо вспыхнуло тем же оттенком, который был на погребальных масках моей семьи, а ее глаза казались лиловыми, но это была всего лишь игра света. Они засверкали и снова стали просто голубыми, как глаз Гиллиама – неподвижный, невидящий, уставившийся на то, что невозможно разглядеть обычным зрением.