Ночь опустилась на замок, и на каналах Боросево загорелись огни, подобные мерцанию болотного газа. Погребальные костры также зажглись на площадях и перекрестках, напоминая, что эпидемия, так давно выпавшая из моей повседневной жизни, продолжает забирать жизни простолюдинов в мире под нами. Здесь, на высоте, дым совсем не ощущался, не говоря уже о смраде болезней и вони гниющей рыбы и водорослей – этих привычных ароматах города.

Двое стражников прошли мимо меня вверх по ступеням, ведущим к угловой башне и террасным садам, нависавшим над южной гранью зиккурата, на вершине которого стоял замок. Эта дорога странным образом напоминала мне винтовую лестницу в Обители Дьявола, спускавшуюся к заброшенному причалу, на котором я часто бывал в детстве. Я уже давно перестал замечать влажную тяжесть воздуха и повышенную гравитацию Эмеша. Морской ветер, необузданный и чистый, налетел на меня, теребя мои волосы. Далеко в небе я разглядел голубовато-белое пятно «Непреклонного», замершего на стационарной орбите над городом и окруженного целым созвездием ремонтных судов, сиявших не так ярко, как звезды. Время от времени сверху еще сыпались обломки, оставшиеся после сражения со сьельсинами, пунцовые шрамы на синем покрывале ночи. Я только что видел, как один из них упал с небес и обратился в пепел от перегрева.

Ветер трепал пальмы-терраники, высаженные по краю сада, словно часовые. Где-то прошипел орнитон. Садик высоко над землей был прекрасным местечком, как тот причал, как Калагах, как береговая стена в Обители Дьявола. Думаю, я мог быть моряком в другой жизни – или, возможно, все мы когда-то были ими, – поскольку всегда находил на берегу моря душевный покой, пусть даже мимолетный. Не обращая внимания на плакат с предупреждением, я вскарабкался на парапет и подставил лицо ветру, надувшему куполом мою рубашку.

И я был один.

Камеры следили за мной и здесь, но, по крайней мере, я освободился от слуг и придворных, от их постоянного перешептывания. Сменив неустойчивую позицию, я уселся на каменный парапет и свесил ноги к другой террасе, в пятидесяти футах ниже. Отчасти я чувствовал себя ребенком, а возможно, и выглядел им на фоне мощного каменного здания. Замок притаился где-то позади и выше меня, нависнув над моей головой, словно дамоклов меч. В тысяче футов внизу прижималась к земле бастилия – уродливое бетонное сооружение рядом с медным куполом и тонкими башнями святилища Капеллы.

Я не плакал, хотя у меня имелись для этого причины.

В тишине звучал только шорох ветра в кедровой кроне, время от времени прерываемый трелями ночной птицы или шипением орнитона. Где-то заквакала лягушка, и откуда-то издалека бриз доносил человеческий голос.