— Эээииий! Нъееет… Буба хитрый! — оскалился негр, приблизившись вплотную.
— Ты же цивилизованный человек! Ты же не людоед!
— А кто называц Буба обезьянъа? Расъисты! — Ноздри бешено раздулись, белки глаз с красными прожилками навыкате. — Буба покажъет, чьто бываец с расъистами!
Безумно оскалившись, он приставил нож к моему горлу. Револьвер… мне надо вытащить револьвер. Не успею. Зажмурился, простившись с этим прекрасным миром. Сквозь яростное сопение Бубы, я услышал надсадно астматичное дыхание, а в следующий миг — душераздирающий визг.
Открыв глаза, увидел, торчащую из груди ниггера руку. Буба свалился на грядку, не переставая орать, взрывая пятками торф и песок.
— Шайссе! Грязный унтерменьш! — прогудело существо в оплавленной черной маске.
— По какому праву?! Я гражданьин юэсэй! Расъисты! Аааа!..
Рука в перчатке мелькнула неуловимо быстро, отсекая детородный орган гребаного негрилы, и запихнула прямиком в визжащую пасть. Лена, вздрогнув, отвернулась.
Конечно, я рад столь чудесному спасению, но… Ульрих? Какого хрена? Он издал особый свист, из темноты появились твари несуразные, жуткие. И страшно голодные. Когда раздался звук рвущейся плоти, хруст костей и жадное чавканье, даже я поспешил отвернуться, пока не вывернуло наизнанку.
Снова свист, но уже другой тональности. Мутанты, похватав куски тела Бубы, так же внезапно исчезли в закоулках пещеры. Ульрих медленно повернулся к нам. Егорыч задергался, Леночка тихонько заскулила. Конечно, ниггера-то она не боялась… а этот чокнутый древний немец — само воплощение безумия. Холодно щелкнул МР-38 в его руках.
— Ви есть арийская раса. Ви будеть жить! — Очередь перебила веревку, на которой подвешена сеть.
Бамс! Даже на мягкие грядки падать неприятно.
— Данке шон, блять… — простонал я.
Мосинка Егорыча заехала в затылок. Я помог Лене выпутаться и едва успел остановить боевого деда.
— Хэндэ хох, немчура! — стариковские руки быстро передернули затвор.
— Погоди, Егорыч! Он же спас нас! — вмешался я, не дав навести ствол.
— А теперишен убирайтесь из майне лабороториен! — прокаркал Ульрих.
— Не кричи, фашист, — сказал я, — у нас там друг остался. Похоронить бы его нормально…
— Найн!