Эрих пытался встать, но сразу двое держали его за ноги и тянули вниз, как гири. Эрих изо всех сил работал кулаками, но удары выходили смазанными и не всегда находили цель.

Кто-то из портовых, изловчившись, саданул ему локтем в нос. В ноздрях мгновенно захлюпала кровь, на рубахе расцвели грязно-алые горячие кляксы. Удар в нос — самое обидное, что только может быть. Нос начинает хлюпать, и ощущение боли не идет ни в какое сравнение с ощущением детской обиды и беспомощности. Эрих зарычал и ударил в глаз одного из нападавших, так, что тот с проклятиями отскочил, прижимая к лицу ладонь. Судя по доносившимся обрывкам криков, Троске катался по земле где-то рядом.

Эрих ударил ботинком в чью-то грудь и, отдуваясь, поднялся на ноги. Его пытались опять повалить, но поздно. Он успел выставить перед собой руки, уже не сжимая их в кулаки. Слишком сильно растопырены пальцы для хорошего удара. Но бить он и не собирался.

Первого нападавшего отшвырнуло невидимой силой в сторону, так, что он врезался в бухту окаменевшего от времени троса и, взвизгнув, скатился по ней. Второй попытался ринуться на Эриха, наклонив голову, но вдруг замер и схватил себя руками поперек живота, так, будто у него возникла сильнейшая желудочная колика.

— Еще шаг, и твой желудок взорвется, как воздушный шар, — раздельно сказал Эрих, покачиваясь и сплевывая кровавыми сгустками на землю, — Понял, крысеныш?

Портовый что-то едва слышно подвывал. Судя по выпученным глазам, он ощущал себя как готовый лопнуть в любой момент воздушный шарик.

— Троске, ты цел?

— Порядок, — пропыхтел тот, потирая наливающийся свежим багрянцем синяк на скуле, — Может, лопнешь его как лягушку через соломинку, а? На магильеров толпой нападать… Выродки. Шваль портовая.

Эрих ощущал злорадное удовлетворение. Решили, значит, на люфтмейстеров набросится, смельчаки? Зря… А ведь это был еще не самый действенный прием из магильерского арсенала. Были и куда более опасные, которых в учебниках не было, но о которых шепотом рассказывали друг другу «дрексы» за школьным забором.

Но злость на удивление быстро покинула его. Вышла, как раскаленный воздух из пробитой во многих местах оболочки. Эрих не собирался сразу отпускать обидчиков, предполагая хорошо помучить их. Опрокидывать с ног ударами жесткого, как пощечина, ветра, заставлять ходить друг за другом строем, придерживая раздувшиеся животы, швырять их в море…

В его руках была сила, которой покорялись воздушные массы. Была возможность. Но злости уже не было. Ее сменила усталость. Такая же, как у каменного Дрекслера с плакатов. От нее руки тяжелели и клонились к земле.