– Я слишком поверил в тебя! – выплюнул сенатор. – Предполагалось, что веналокс уберет ту глупую сентиментальность…
– Так он и убрал, – согласился Тайрус, подкрадываясь ближе. – Некогда я возлагал на эту империю столько надежд. Мол, объединю людей перед лицом угрозы существованию. Теперь я понимаю, что это были просто детские заблуждения. Люди не объединяются ради общего дела, когда им грозит опасность. Нет. Это последнее средство. К нему прибегают лишь после того, как пройдут по головам друг друга в стремлении ограбить труп своей цивилизации.
– Для тебя нет спасения.
– Долгое время я именно так и считал. А потом избавился от наркотической зависимости – именно так, как рассказал Немезиде в капсуле, – и наконец четко увидел, как отчаянно ты жаждешь признания, которое могу дать тебе только я. И я использовал твою слабость. Обнял. Пригласил жить в императорских покоях. Ты был так тронут, что вел все переговоры, все дела у меня под носом, там, где я мог следить за каждым твоим движением и собирать все необходимое оружие. Алектар, я видел твои разговоры со священниками. Через тебя я узнал всех, кто мне нужен.
Пасус резко втянул воздух.
– Преданные вере мужчины и женщины, – продолжил глумиться Тайрус, – но Живой Космос не защитил их от вопроса, что я вынужден был им задать: что они предпочтут, потерять голову или руку? Угадаешь? Они всегда выбирали руку! Ту самую, с диодами, что давали им власть над моим скипетром. Эти диоды я вживил в наемников, которых сам отобрал. Они с радостью поддержат каждое мое слово за кроху из стоимости «Атласа».
– Ты можешь активировать скипетр, – выдохнула я.
Тайрус провел пальцем по своей руке, там, куда спрятал металлическую пластину. Корабли снаружи приготовились к абордажу.
– Уже активировал. Одна капля крови в капсуле, и с тех пор я чувствую, как его мощь нарастает с каждым ударом моего сердца. Проверим?
Отчаянная надежда вспыхнула у меня в груди. Вдруг он сможет остановить корабли…
Тайрус махнул рукой. Главное судно армады взмыло в ослепительном столбе света… будто включило гипердвигатель. А потом раскололось. Никакого взрыва. Трещина прошила корпус корабля, будто невидимая рука вспорола ему брюхо. Разлом двинулся дальше, и каждое судно на его пути извергало сияющие внутренности в кромешную тьму небытия. Огонь вырывался из сопел, но не убавлялся… Нет. Столб пламени рос до тех пор, пока у меня перед глазами не заплясали точки. Рана разорвалась, расцвела, углубилась, пожирая все больше и больше…
Сквозь стук крови в ушах я услышала крик Пасуса. Лентообразная белая прорезь начала принимать пугающе знакомую форму.