– Вы. Вы, ваше величество.

– Правильно. – Император подошел к Фустиану и обхватил его лицо ладонями. – А кто озвучит волю истинного Интердикта, огласит его декреты, а взамен получит все богатство и почести, положенные этому Интердикту?

– Я… я. Я с радостью буду говорить и приказывать то, что пожелает мой милостивый император.

– Я так и знал, что ты согласишься. Хорошая марионетка. Будешь слушаться и разжиреешь на своем посту… – Тайрус понизил голос до смертоносного шепота, слышного лишь мне. – И я с удовольствием полюбуюсь на твою казнь, если ты заставишь меня пожалеть о своем выборе.

– Спасибо. Спасибо. Спасибо… – Викарий кинулся целовать Тайрусу ноги. Как Пасус некогда принуждал делать императора в Великой Гелиосфере. Какое-то время Тайрус с откровенным презрением наблюдал за Фустианом, а потом оттолкнул его лицо каблуком.

Не существовало жеста унизительнее, но викарий и за него стал бормотать благодарности. Я больше не могла на это все смотреть. То была власть. Чистая и неприкрашенная. Отвратительная.

Я уже была на середине коридора, где меня когда-то приковали ошейником к стене и вынудили смотреть на падение Тайруса, когда из динамика донесся голос:

– Любовь моя. Даже не попрощаешься?

Сердце дико застучало. Я развернулась и увидела нацеленные на меня камеры слежения. Разрази меня Гелиос! Он что, может смотреть через них?

– Ты меня видишь? – спросила я.

– Да. – В динамике раздался низкий смешок. – Я даже не говорю, просто думаю. Ты ведь знаешь, мой разум идеально подходит для работы. Нужно только умение сосредоточиться, самоконтроль… Такой разум был у моей бабки. А вот у дяди нет. Как же она мучилась.

Его дядя никогда такого не мог. Рандевальд не обладал ни самодисциплиной, ни контролем над своими мыслями и разумом, поэтому неуклюже управлялся с машинами. Однажды он попытался нас убить. Послал в нас торпеду, пытаясь выдать это за дикий несчастный случай, и пробил купол «Александрии». А потом перекрыл доступ кислорода в чулан. Это все, на что его хватило.

Тайрус никогда не допустит промаха. Его разум напоминал отточенный клинок.

«Он больше никогда не допустит промаха, – подумала я, и мурашки побежали по коже. – Он будет собирать все больше и больше власти, и в будущем любой, кого он пожелает убить, умрет тогда, когда решит император».

– Я хочу отдохнуть. Перестань за мной следить. Пожалуйста, – прибавила я.

Камеры поникли.

– Не вынуждай сажать тебя под замок. Сладких снов, любовь моя.

* * *

Я сомневалась, что смогу когда-либо опять уснуть. Мне хотелось найти того единственного гранда, чье состояние меня хоть сколько-нибудь волновало. Гладдику ввели противоядие перед трагедией на Люмине, но я не знала, защитило ли оно его во время сегодняшней атаки.