— Ладно, я пошутил. Вставай. Ну?

Пару секунд посомневавшись, она кладет руку в его ладонь, поднимается. Не отпуская ее, Ганк садится на корточки возле Микки, кладет руку ему на лоб. Хелен вздрагивает, пятится, пытается вырваться, бормоча:

— Что ты делаешь?

Он молчит. Лысый распахивает глаза, на его щеках появляется румянец. Хелен же, наоборот, бледнеет, ее кожа становится землистой, покрывается сетью морщин. Наверное, как лидер, Ганк выбрал режим Донор, когда можно распределять энергию между членами своей когорты.

— Отпусти, — Хелен дергается, пытаясь вырваться, бьет Ганка ногой в бедро, отпрыгивает на край, переводит взгляд с Ганка в пропасть и обратно, будто бы выбирает. Еще несколько минут назад я готов был ее собственноручно задушить, а теперь… Теперь даже обидно за человека, так глупо поступившего со своей жизнью

— Ах ты ж сучка! Ничего, я сделаю это дистанционно…

Хелен неотрывно смотрит на него, разворачивается и шагает с края. Ветер доносит ее всхлип. Предпочитает умереть, а не отдать жизнь другому.

— А ну стоять! — орет Ганк.

Мне здесь больше делать нечего, и я возвращаюсь в свое тело, вскакиваю, кидаюсь к обрыву:

— Хелен разбилась.

Все бросаются за мной.

Тело Хелен упало навзничь возле одного из кустов. Конечно же, она мертва, но куст все равно распознал в ней угрозу: обвил корнями, будто  удав, припечатал к земле пиками шипов.

В крошечной башке ящерицы думалось не очень хорошо, теперь же на меня обрушивается мешанина чувств и догадок. Думал, что смерть Хелен доставит мне радость, а оказывается, что нет, я скорее опустошен, раздосадован. В голове роятся неуместные мысли: о чем она думала в последние мгновения? Раскаялась ли в предательстве? Теперь неважно, она хотела любви, а умерла в ненависти.

— Да! Так ей и надо! — злобно скалится Дана.

— Хорошо, — Вики сдержанно улыбается. — Минус одна проблема.

Похоже, единственный человек, который ее жалеет — это я.

— Что ты еще разведал? — спрашивает Рио.

— Еще, похоже, теперь «призраков» можно ранить. Одного раненого я точно видел.

— Или вышло время у арта, который их защищал, — предполагает Рио. — Или мы просто пробили их общую защиту. И это хорошо! А сколько их осталось?